— Вот поэтому я обратился к тебе, друг! Предлагаю следующее: с тебя сталь, а я из неё два таких меча выкую. Один тебе, один мне. Но на обоих клинках будет твоё клеймо. Идёт?
— Экий ты ловкий! Условия хороши, но как друга тебя спрашиваю. Зачем тебе это? Поковки из моей стали я тебе и так продать могу. Почему свои заслуги на меня сложить хочешь? — нахмурился Наковальня.
— И как другу тебе отвечу. Потому что хочу наблюдать за работой мастера, как ты тигли наполняешь, как печь разгоняешь. И за эти знания, пусть хоть все мечи не видят больше моего имени на клинке! — с душой молвил я.
— Значит так мои секреты выторговать хочешь? — процедил он, сложив на груди руки.
— Без нужного железа, мне твои секреты не повторить. А такой материал есть только у тебя, и где гора волшебная я не знаю.
Молчание затянулось. Гулкая дробь от постукивания пальцев Дарри по столу наполняла кузницу.
— Добро! — спустя минут пять выпалил Наковальня и в последний раз грохнул пятерню на дубовую поверхность.
Так началась наша работа.
Кузнец разжёг горн, нагоняя жар большими мехами. В полной тишине мастер заложил в специальный тигель кусочки железа и чугунную стружку. Затем припорошил всё костной мукой и положил поверх серебряный дихрем. Следом за монеткой присыпал мелким речным песком и накрыл крышкой. Полный горшочек весил кило полтора, и повторяя прошлую процедуру, Дарри сделал ещё один такой тигелёк. Обе ёмкости кузнец отправил в печь и начал рьяно раскачивать меха.
— Шо ты, орясина. Раз напросился в ученики, так помогай! — утирая пот со лба, посмеялся Наковальня.
Поначалу меха поддавались легко, но после пятнадцати минут непрерывной качки, тело уже не слушалось и меня подменил Дарри. Так, постоянно сменяя друг друга, мы пропахали до вечера. Под конец работы подле каменных плит горна виднелись белёсые разводы обширной лужи пота, что быстро испарялась от жара печи. После бесчисленного количества смен, Наковальня достал кадку с глиной и принялся замазывать толстым слоем все щели и стыки горна. Теперь печь больше напоминала термитник, в чреве которого зияло бушующее пекло.
— Теперь пусть сутки там отдыхает да греется, — устало проговорил он.
— Может остывает?
— Может и так… — буркнул кузнец.
— И как ты один с этим справляешься? Немудрено, что потом неподъёмные камни ворочать можешь… — обессиленно осел я на лавку.
— Дома-то я не один. Двух сыновей учу, всё в макушки их непутёвые умения кузнечные втемяшить пытаюсь. Ульф и Берт у меня на мехах стоят, — смахнул пот с глаз Наковальня, — им для роста полезно, да и дело это вельми почётное. Сам ведь знаешь, хороший кузнец — он похлеще некоторых конунгов будет. Поценнее! — прильнув к бурдюку, булькнул Дарри.
— Эт точно, — на фоне гулко гудела печь. Кузнец утер мокрые усы и предложил воды мне.
— А у вас — норегов, до Харальда вашего Прекрасноволосого, энтих конунгов было, шо червей у дохлой собаки, хе!
— Спасибо за знания, Дарри! Что ж, увидимся завтра! Надеюсь и я смогу что-то новое тебе показать! — неохотно поднялся я.
— Ээ-э, погоди! Торопыга! Завтра мы изново будем тигли нагревать, да поставим их на отжиг. Всё только начинается! — пробасил Наковальня. — А ты думал, стану я свои тайны хранить, коль всё так просто? — ухмыльнулся мастер.
Мне стало страшно за его детей. Точнее за окружение этих самых детей. С таким папаней они обещали вырасти всамделишными богатырями. Уверен, если они смогут направить свои силы и умения в нужное русло, то мир надолго запомнит их имена. А если нет, то былины про нечеловечески сильных йотунов, вполне могли бы иметь правдивые основания в лице детей могучего кузнеца.
— Умно, и как же ты к этому пришёл? — отвлёкся от мыслей я.
— Путём проб и ошибок! А уж ошибок по молодости у меня было… не сосчитать! Ох, отец и ярился, когда все его поковки испоганил… — улыбнулся воспоминаниям Дарри.
После небольшого приступа ностальгии, мы с Наковальней пожали руки и договорились о встрече завтрашним утром.
Когда я вышел из кузницы, на улице уже смеркалось. Надеюсь, что Рауд вернулся с совета вождей и готов принять своего хирдмана.