— Карки! Карки! Ребята, и...
Они появились бесшумно и неожиданно, как черные грозовые облака посреди ясного Эно. Даже Крэйн, напряженно вглядывающийся в степь, заметил их, лишь когда до строя оставалось не больше четверти этеля.
Кто-то вскрикнул, сухо треснул в ослабевших пальцах хитин. Карки шли прямо на них, и полное отсутствие звуков, не считая шелеста ветра в траве, придавало этой безумной картине ощущение нереальности.
Карков было не меньше пяти, их размытые зыбкие силуэты казались ожившей разумной частью самого Урта, а ветер, несший их на своих крыльях, — их дыханием. Они были небольшими, каждый не выше половины человеческого тела, неисчислимое количество вьющихся вокруг них хлыстов казалось подобием дергающейся паутины из толстых нитей. Хлысты двигались на первый взгляд хаотично, то врываясь в землю, то беззвучно рассекая воздух и спутываясь между собой, но Крэйн знал, что даже самый конец такого хлыста на излете может разломить человека пополам, даже в кассе.
«Они напуганы, — сказал он самому себе, чувствуя в груди зарождающийся холод и отводя назад руку с непривычно тяжелым кейром. — Они несутся не разбирая дороги и не обращая внимания на посторонних. Они слабее тебя, помни это».
Рефлексы воина заставили тело пригнуться, отвести тяжесть на отставленную назад ногу, свободная рука прижалась локтем к ребрам.
Чувствуя неудобную острую рукоять оружия, Крэйн смотрел на приближающихся карков и чувствовал себя удивительно спокойно и легко, впервые с тех пор, как он покинул Алдион.
А потом прислушиваться к себе стало некогда, потому что черная смерть, в последний раз отразившись под Уртом, обрушилась на отряд.
Первое, что он услышал, — треск. Вначале ему даже показалось, что это трещит трава под хлыстами карков, и лишь с некоторым опозданием, когда в лицо дохнуло ветром и чужим горьким приторным запахом, понял, что трава не может трещать так громко.
— Аы-ы-ы... — захлебнулся кто-то впереди, ломаясь пополам. Приняв на себя удар упругой волны, строй качнулся в сторону, двое или трое упали, нелепо взмахнув копьями. Встать они не успели — черная волна захлестнула их водоворотом гибких теней и прокатилась дальше, оставив за собой судорожно трепещущие комки бесформенной плоти.
Стэл рассчитал почти правильно — карки лишь мазанули по первым в строю и прошли вперед, подставляя беззащитные бока. Их колышущиеся тела, похожие на продолговатые наполненные под завязку бурдюки, текли по земле. Опьяненные кровью и страхом люди бросились на них, сжимая кейры.
Крэйн видел, как от одного удара в траву упало сразу два хлыста, карк покачнулся и рухнул на бок, бесшумно, как и двигался. Загонщики бросились на него, как мелкие хищные насекомые, их было слишком много, чтобы передние смогли отскочить — хлысты сухо щелкнули и кто-то тонко закричал, тщетно пытаясь пробиться обратно. Урт стал густым, наполнился звуками.
Все смешалось — перед глазами плыл хаотический водоворот, в котором слились залитая синим светом трава, людские спины и взлетающие над головами длинные свистящие тени. Звук смешался с цветом, а верх с низом, осталось только горячее дыхание боя и человеческие крики.
Рухнувший карк, шедший вторым, перегородил дорогу остальным — еще один с влажным хрустом врезался в него сзади и тоже опрокинулся, беспомощно цепляясь за траву многочисленными бешено работающими хлыстами, последний свернул в сторону. Первый прорвался сквозь строй — уже не вытянувшийся вооруженный ряд, а гигантскую копошащуюся человеческую кучу, — потеряв несколько лап, но достаточно быстро, чтобы оказаться перед Крэйном. Крэйн легко шагнул в сторону, освобождая дорогу черной туше, и четко, как будто отрабатывая удары на площадке в тор-склете, одним движением снес топорщащийся гибкий хлыст. Карк вздрогнул, то ли от неожиданности, то ли от боли, воздух перед лицом Крэйна сухо щелкнул множеством хлыстов.
Крэйн отпрыгнул и нанес еще один удар. Сосед, тот самый, который его прикрывал, осмелел и ткнул в черный бок копьем, острие почти без сопротивления ушло глубоко в тело и завязло, инерция вырвала из рук загонщика оружие. Пробежав десяток шагов с копьем в боку, карк забился на месте, зашелестела посеченная трава, подымающаяся клочьями высоко в воздух. Сбившись с пути, карк двинулся обратно, не замечая окруживших его людей. Движения его казались вялыми, и Стэл, наклонившись на хегге, занес кейр, забыв про наставления Тигира.
Его хегг был слишком медлителен, а сам он — слишком опьянен боем, чтобы вовремя уклониться — не успел он распрямиться в седле, как черная гибкая тень хлестнула вслед за ним, и молодой загонщик, удивленно вскрикнув, выронил кейр и схватился двумя руками за спину. Лишившийся доброй половины туловища хегг стал заваливаться на бок, и Стэл после тщетной попытки его удержать, рухнул куда-то в траву.
— Назад! — рявкнул Крэйн, хватая ближайшего загонщика за твердое острое плечо. — Не подходи!
Загонщик заворчал, поворачивая тощее бледное лицо, глаза лихорадочно прыгали. Крэйн отвесил ему пощечину, такую, что незадачливый охотник отлетел в сторону.
— Близко не подходить! Убьет!
Еще один загонщик рискнул подскочить к потерявшему подвижность карку с копьем в руках. Первый хлыст щелкнул высоко над головой, а второй снес половину копья вместе с несколькими пальцами. Загонщик взвыл, но успел воткнуть копье и даже отскочить, чудом уходя от еще нескольких хлыстов, чертящих в небе причудливые беспорядочные кривые.
Один из замыкающих карков сумел подняться и бросился в степь, вслед ему полетели копья и проклятия. Голоса людей, до этого казавшиеся мокрыми и набухшими от пропитавших их ненависти и страха, зазвенели, как потревоженные хитиновые острия.
— Руби! Бей! А-а-а-ахх...
— Того...
— Рядом!
— Н-на!..
Голоса заглушали треск травы и хруст входящих в податливые тела копий.
— Невер, назад! Кому гово...
— Руби! Руби его! Уйдет!
Крэйн не чувствовал ярости, он дышал потным хлещущим в лицо воздухом боя, и движения его, отточенные и стремительные, были смертоносны. Тело повиновалось легко и послушно, иногда Крэйну даже казалось, что он сам не наносит удары, а лишь смотрит за ними со стороны. Ему не мешали — остальные загонщики не делали попытки вторгнуться в звенящий невидимый купол смерти, откуда невозможно было выйти живым.