Любитель жестких мер, вероятно, мне возразит: тюрьма бы их разбудила. Нет, разбудить их надо именно в нормальной жизни, потому что они социально не опасны. Но разбудить достаточно реально. То, что жестокие меры наказания уступают место менее жестоким, даже мягким, отрадно. Но жестокие — реальны, а нежестокие часто оказываются нереальными. Нереальными не потому, что, как в нашей истории, это только штраф в пятьдесят рублей, а не, например, два года условно, а потому, что человеку, нарушившему закон, не раскрыли ни на суде, ни после суда всю меру вины перед обществом и всю меру великодушия общества к нему.
Уменьшая наказание, общество отнюдь не уменьшает вину.
Ни на первом суде, в Меленках, ни даже на втором, при разборе иска в Муроме, ни в тех вышестоящих инстанциях, куда писали ответчики, не желая уплачивать триста рублей, им не раскрыли их вины полностью. Даже в финансовом, в чисто финансовом отношении, что тоже убеждает, не показали, как эта вина велика…
Напротив, их жалобу удовлетворили. Областной суд отменил решение Муромского городского, и вышло, что они действительно недаром боролись.
Дело вернули на новое рассмотрение, с тем чтобы опять тщательно исследовать и состояние Щербакова, и все документы…
Теперь ободренные и даже ликующие ответчики говорили о Щербакове уверенно и открыто: Симулянт. Курортник. Дармоед.
А Щербакову… Щербакову надо было отстаивать уже не триста рублей, а собственную честь.
Его направили на новое обследование, достаточно долгое и достаточно мучительное, в один из московских научно-исследовательских медицинских институтов. Отправили тогда, когда он, чувствуя себя несколько лучше, возобновил учение, опять стал студентом.
3
И надо же, что в это самое время в Меленках разыгралась подобная — и даже более трагическая — история с Сергеем Передериным.
Сергей был одним из самых интересных и ярких мальчиков в Меленках. Он читал Гегеля и Аристотеля, отлично играл в шахматы, серьезно любил музыку (окончил детскую музыкальную школу, хорошо пел). Им гордились учителя, гордилась мать. У него была одна из самых больших в городе личных библиотек, которую он постоянно обогащал, хотя и жили они небогато — на пенсии бабушки и матери.
У матери было больное сердце, бабушка была старая, и все домашние дела делал тоже Сергей. Успевал. Вот и в тот летний вечер вернулся из шахматного клуба «Белая ладья» и пошел с ведрами за водой. У колонки его остановили несколько молодых людей, один из которых, как выяснилось потом, Александр Нефедов, студент Кировского политехнического института, отдыхавший у родственников, был перед этим жестоко избит неизвестными ему ребятами. «Ты меня бил?» — обратился он к Сергею. Тот вежливо, как говорил со всеми, ответил ему: «Извините, но я вас вижу первый раз в жизни». — «А, все равно!..» И пьяный Нефедов кулаком, в котором был зажат большой складной дорожный нож, ударил Сергея по лицу.
Сергей упал навзничь — на камни.
Заключение врачей: острая черепно-мозговая травма, перелом затылочной кости, подозрение на перелом основания черепа — повреждение тяжкое, опасное для жизни.
Выписался он из больницы неузнаваемым…
Особенно тяжело переживал потерю слуха — больше чем наполовину. Нефедов за нанесение тяжких телесных повреждений получил пять лет с отбыванием наказания в колонии усиленного режима. Материальный иск к нему в Меленковском суде, где разбиралось дело, не рассматривался, потому что не было тогда у матери Сергея Передерина нужных документов. Мать Сергея тяжело переживала этот суд, ей казалось, что Нефедов наказан чересчур мягко. Она писала жалобы. Ей отвечали, что пять лет в колонии усиленного режима — наказание серьезное, строгое (что соответствует действительности, бесспорно). Собрав документы, оправдывающие материальный иск к Нефедову, она пошла, точнее, поехала не в Меленковский суд, к тому же Казакову, а в Муромский, к которому у нее было больше доверия. Но муромский судья после отмены вышестоящими инстанциями решения об удовлетворении иска Володи Щербакова к Маркину и Самойлову стал, естественно, особенно скрупулезным и посоветовал ей дособирать документы. И во второй раз она поехала в Муром тоже неудачно — чего-то недоставало. И в третий… А в четвертый уже не поехала — умерла.
Между тем Нефедов и его адвокат тоже писали, само собой разумеется, жалобы: на несообразную деянию строгость наказания. И их жалобы (уже после того, как мать Сергея умерла) возымели действие: областной суд назначил более мягкое (несравненно более мягкое!) наказание — два года в колонии общего режима, — аргументировав это тем, что «тяжкое телесное повреждение у Передерина наступило не от удара, а в результате падения и удара головой об асфальт». То есть ему бы, бедолаге гегельянцу упасть по-хорошему, мягкими местами, а он возьми — и башкой о камни!