Изложив ряд общих положений, Шкроба постепенно дошел и до подсудимых и в сильных выражениях заклеймил их антигосударственную деятельность. По его мнению, они без конца нарушали существующие инструкции, нет ни одной, к которой они отнеслись бы с уважением. В доказательство этого Шкроба сыпал названиями и номерами постановлений, распоряжений, указаний, комментариев, уточнений… В зале нарастал шум. Председательствующий П. Сильченков вынужден был навести порядок. Природа этого шума станет ясна суду чуть позже.
— Вместо двух деревянных помещений, — твердо и уверенно отчеканивал Шкроба, когда речь зашла наконец о совершенно конкретных делах, — Сопровский построил каменную контору СУ, где расположил и лабораторию. Это дом административный, и на его возведение требуется разрешение высоких центральных органов. Разрешения я не нашел, поэтому полную стоимость дома я отношу к завышению объема работ…
— Но позвольте, — уточняет судья Сильченков, — дом-то существует?
— Да, — подтверждает Шкроба, — но вне закона. Существует в натуре, однако не существует по основополагающим документам.
Судья подает Шкробе книгу в темно-зеленом переплете:
— Это «Строительные нормы и правила». В сокращенном виде называются СНиП. Действует сейчас этот документ?
— Разумеется, — радостно отвечает Шкроба. — Действовал он и тогда, когда совершались антигосударственные деяния. СНиП — основа основ!
— Огласите, пожалуйста, — говорит судья, — вот это — перечень титульных временных сооружений, оплачиваемых заказчиком. В частности, пункт 25.
Шкроба читает про себя, молчит, говорит негромко:
— Я не помнил этого пункта.
— Чего вы не помнили?
— Я не помнил, что контора стройуправления, даже кирпичная, относится к титульным временным сооружениям.
Так суд дал старшему контролеру-ревизору первый урок компетенции.
Шкроба посчитал «завышением» и стоимость временных дорог. Путем логических доводов, оперируя цифрами вывезенного со стройплощадки грунта и доставленных туда металлоконструкций, суд подводит Шкробу к естественному выводу, что осуществить подобную работу без дорог немыслимо.
— Видите ли, — нехотя уступает старший контролер-ревизор, — в основном это были не настоящие дороги, а подъезды и переезды, и должны они оплачиваться за счет накладных расходов. Есть перечень Госстроя на нетитульные сооружения, упоминаются там и такие дороги…
— Обратимся опять к СНиПу, — говорит судья Сильченков. — Огласите пункт 11.
Шкроба оглашает — под смех зала. И суд переходит к исследованию вопроса о временном электроснабжении.
— Объясните, пожалуйста, — обращается Сильченков к ревизору, — как можно было построить цех в полкилометра без электроэнергии. Ведь вы и стоимость энергосистемы полностью отнесли к «завышениям».
Шкроба попросил у суда разрешения давать показания сидя…
Нервы его окончательно не выдерживают, когда вопросы начинает задавать Эммус. Утратив респектабельность, Шкроба кричит:
— Вы защищаете честь мундира! Вы должны быть с нами! Поддерживать обвинение!
— Свидетель Шкроба! — строго останавливает его Сильченков. — Делаю вам строгое замечание. В этом зале никто не защищает честь мундира. Мы устанавливаем истину.
— Делали ли вы, — задает вопрос Эммус, — контрольные обмеры?
— Нет, не делал. Я, как старший контролер-ревизор КРУ, могу находить завышения иными путями. Не полностью израсходованы материалы, не соответствуют рабочие наряды актам процентовки…
— И существует государственный документ, — интересуется Эммус, — который узаконивает такой метод ревизии?
— Да. Инструкция Министерства финансов № 296.
— Суд хочет ознакомиться с этой инструкцией, — говорит Сильченков.
Но ознакомиться с инструкцией № 296 не удается, ибо ее не существует, зато есть утвержденная Минфином СССР инструкция № 281, умная и дельная: она требует именно контрольных обмеров и отвергает «метод» Шкробы.
Ассоциативность нашего мышления достаточно стереотипна, и при словах «контролер-ревизор» мы начинаем думать о формалисте, ни при каких условиях ни на йоту, не отступающем от буквы инструкции. Если бы Шкроба был формалистом, не родились бы и его девять томов. Зло не в том, что не размышляя Шкроба был верен инструкциям, а в том, что, размышляя лукаво, он постоянно от них отступал.
Воинствующий дилетант гораздо опаснее самого жесткого формалиста. Этот дилетантизм имеет одну существенную социально-этическую особенность: его надо рассматривать в совокупности с качеством, которое я назвал бы условно бесстрашием чиновника, избалованного тем, что ему верят без доказательств. Видимо, первый раз в жизни от Шкробы потребовали доказательств на этом суде. Тут не помогали ни апломб, ни небрежно-уверенные ссылки, действовали только достоверные факты.