Надо сказать, что в этих чинах исповеди церковь доходила до какого-то сексуального фантасмагоризма. Как вы думаете, что является самым страшным грехом с точки зрения православного попа, принимающего исповедь? Вы, наверное, удивитесь, но за мужеложество полагалось четыре года «сухо есть», то есть поститься; за скотоложество – один год; за блуд с монашенками – два года, но самым страшным грехом считалось следующее: «Всякая жена, восседающая на муже, шесть лет да покается, и поклонов двенадцать утром и двенадцать вечером и комкает» (последнее слово тоже обозначает пост). То есть по совершенно необъяснимой причине поза, когда женщина находится сверху, приводила духовенство в неистовство и считалась наихудшим из грехов.
Иными словами, мы можем видеть очень жесткий, сильный интерес к сексуальной сфере. И традиция прослеживается далеко. Можно посмотреть в епитимийнике XVIII века, в чем обязаны были исповедоваться инок или монахиня: «И согрешив со всякими блудоскотскими, и содомскими, и кровосмешением, и рукоблудием, и прочим любодеянием и прелюбодеянием, и всяким блудодеянием естественным и чрез-естественными. И с женами, и девицами, и отроки, и со иноки, и со священноиноки, и даже до скотов и птиц». Это традиционный монастырский чин исповеди.
Интересный момент – исповедоваться полагалось, например, и в фактах онанизма. Причем в фактах онанизма, которые имели место во время церковной службы. «В церкви во время пения и чтения божественного и в трапезе рукою своею за срамной уд держал ли, и истекание совершал ли?» Именно это я имею в виду, говоря, что, прежде чем поцеловать попу руку, задумайтесь, что он делал ею десять минут тому назад.
Сейчас эта болезненная направленность на сексуальную сторону жизни реализуется в полной мере. Церковь начинает демонстрировать все то, чем она богата. И это патологическое желание определять длину юбок, решать вопросы допустимости или недопустимости абортов – примета отнюдь не сегодняшнего дня. Причем мы прекрасно знаем, что распущенность самого духовенства всегда превосходила так называемую мирскую распущенность. Это в равной степени справедливо что для русских попов, нравы которых прекрасно описывает Ефим Федорович Грекулов, что для католиков или протестантов. Жак де Коффен без всякой задней мысли, просто как медицинский случай описывает аббатов, которые приезжали в Париж и там сразу же «наедались конфетами, в которых были заключены так называемые шпанские мушки». Шпанские мушки – это, поясню, очень сильнодействующий афродизиак. Процитирую еще немного: «Аббата охватил страшный припадок сатириаза… Кончил он тем, что через несколько дней умер от гангрены ствола». Этот стиль поведения духовенства был совершенно одинаков что там, что здесь. И, соответственно, ханжество возрастало по мере распущенности.
Второй вопрос звучит так: стоит ли вникать в богослужебные тексты и пытаться понять их смысл?
Я думаю, что не надо этого делать. Я думаю, что тем, кто сделал свой выбор в пользу свободомыслия, в пользу разума, в пользу науки и попыток честного понимания этого мира, лучше не пытаться в это вникать. Потому что никакой принципиальной разницы, как мы уже говорили, между этим верованием и любой другой религией, включая культ вуду, не существует. К тому же надо понимать: что бы ни говорил поп, о чем бы он ни говорил, какие бы слова ни произносил – о грехе, о покаянии, об искуплении, о любви, о милосердии, – все эти слова с непонятного церковнославянского языка переводятся одним и тем же образом: дай сто рублей. Или дай тысячу рублей. Надо понимать, что вся эта фразеология – не более чем товар, которым торгуют церковники и который действительно приносит им очень хорошие барыши.
Следующий вопрос возвращает нас к теме предыдущего урока – к теме мощей. В частности, он касается того, что во время вскрытия мощей Сергия Радонежского в 1919 году в Троице-Сергиевой лавре были даже некие волнения, имели место попытки верующих воспрепятствовать процедуре. На самом деле таких попыток не было, потому что большевики ввели курсантов на территорию монастыря. Но в тот момент, когда во двор въехала машина с осветительными приборами – потому что предполагалось вести кино-съемку, – верующие решили, что большевики завезли какие-то фантастические пушки, которыми будут сжигать мощи или самих верующих, и пытались блокировать подъезд этого автомобиля.