Индивидуально-трудовую деятельность не надо было вообще запрещать, как не-надо было давить на подсобные хозяйства. Ведь именно это обстоятельство явилось одной из причин обострения дефицита в товарах народного потребления и продуктах питания. Но каковы бы ни были конкретные причины дефицита, в конечном счете он проистекал из общей политики, из неправильного планирования, из порочной линии на экономию ресурсов за счет потребительских интересов народа. И ведь известно было об этом! Сколько раз записывалось в официальных документах, что надо решительно прекратить пагубную практику, когда при строительстве крупных заводов, городов социально-бытовая сфера хронически отстает. И что же? Именно хронический дефицит товаров потребления, отставание социально-бытовой сферы превратились в зубную боль партийного и государственного руководства, стали серьезным дефектом управления и планирования.
Строить больше, строить быстрее, строить гиганты, строить за счет экономии на сфере народного потребления — таков был девиз управленческих и планирующих органов. Однажды в одном подмосковном колхозе нам показали новый коровник — гигантское, высотой с трехэтажный дом сооружение, с большими окнами, цементными полами. Показывая сие сооружение, председатель колхоза, как бы мимоходом, заметил, что зимой скотине здесь холодно, разве такую махину натопишь! Кто-то из нас спросил: зачем же строить такие коровники? Председатель пожал плечами, побормотав: дак не мы же проектируем, сверху спустили.
Одним из самых трудных вопросов перестроечного мышления оказалось объяснение недостатков социалистической демократии. Мы привыкли гордиться широкими социальными гарантиями — бесплатным здравоохранением, доступным образованием, бесплатным получением жилья и мизерной его оплатой и т.п. В этом смысле демократизм выступал одной из существенных черт общественного строя. Вместе с тем, недостатки гласности, формализованные выборы, абсолютная зависимость местных органов власти от центра, а фактически от чиновничьего аппарата, планирующих и распределительных учреждений, — все это делало демократические институты бессильными, неспособными противостоять негативным процессам.
Но если даже объяснение недостатков демократии составляло немалую трудность, то осуществление практических мер по расширению и углублению демократии оказалось труднее вдвойне и втройне. Еще в начале 60 годов даже само слово «демократизация» находилось под запретом. Развитие демократии — это пожалуйста, «демократизация» — ни в коем случае. Одним из дурных последствий таких порядков явилось то, что ограничение демократии, примирение с этими ограничениями стало своего рода привычкой. Неприкосновенными казались закрытость органов управления, особенно партийных, секретность, анонимность бюрократических структур, а между тем, именно эта закрытость, анонимность сплошь и рядом являлись прикрытием некомпетентности, а то и бездеятельности управленческих органов.
И еще один важный момент: демократизм преподносился как выражение монолитного единства общества, а между тем, общество, при всех признаках такого единства, все же не было абсолютно единым ни в социальном, ни в идейном отношении. Социально-классовые, национальные различия, а также различия в уровне материального благосостояния, культуры, в идейно-политических взглядах, нравственных представлениях — все это многообразие объективно нуждалось в духовном и политическом выражении. Отчасти оно находило такое выражение в деятельности различных общественных, профсоюзных организаций, в обширной и многообразной печати, но далеко не в полном виде. Вставал вопрос о социалистическом плюрализме, и он был рассмотрен в книге.
Книга вышла из печати в конце 1987 года и была одним из первых изданий на тему о перестройке.
История врывается в современность. Как я ни беспокоился об усилении внимания к современным проблемам, случилось все-таки так, что на первое место у нас выдвинулись вопросы истории партии. И не просто выдвинулись, а именно ворвались, потому что здесь накопилось великое множество неясных, отложенных, а то и просто закрытых тем, проблем, событий, без уяснения которых невозможно было двигаться вперед, правильно ориентироваться в современности. Отложенные исторические проблемы ворвались в современность и как бы взорвали ее.
Задолго до моего появления в Институте марксизма-ленинизма научным учреждениям и отделам ЦК партии был разослан макет 6-го тома многотомной истории КПСС, который охватывал период с 1959 по 1966 год. Прочтение тома и подготовка отзывов в отделах ЦК проходили вяло, с большими паузами. Еще были живы многие участники хрущевских реформ и контрреформ, от них поступали самые противоречивые замечания, которые трудно было привести к единому знаменателю. Обращал на себя внимание очень конъюнктурный подход авторов к освещению хрущевского и брежневского периодов.