В общем-то было ясно, что рано или поздно все документы Ленина будут изданы. Эта работа в период перестройки ускорилась. Но опубликовать все сразу невозможно, хотя бы потому, что каждый документ нуждался в научной обработке. Были и такие документы, о публикации которых следовало подумать и посоветоваться.
После XXVIII съезда партии шестое издание сочинений Ленина оказалось под вопросом. Между тем, Общий отдел ЦК не переставал теребить нас — требовал предложений: издавать, не издавать. Посоветовавшись с заместителем Генерального секретаря ЦК В.Ивашко, я написал для него неофициальную записку по этому вопросу и передал ее из рук в руки в середине декабря 90 года с условием, что после прочтения ее он пригласит меня, и мы поговорим, как быть дальше. Но, видимо, у товарища Ивашко в то время руки до сочинений Ленина не дошли. Августовские события 91 года застали записку на письменном столе в кабинете Ивашко. Записка попала на глаза жадных до сенсаций журналистов, и замелькали на газетных полосах возмущенные «охи» и «ахи»: дескать, директор ИМЛ не желает открывать секретов Ленина...
Авторы подобных «сенсаций», конечно, постеснялись сказать читателю о том, что основной смысл докладной Смирнова состоял как раз в стремлении опубликовать ленинские архивы. Но там действительно был поставлен вопрос о документах, касающихся мер по поддержке революционных сил за рубежом, разведывательной деятельности, вмешательства в международные противоречия, попыток «советизации» Литвы, Венгрии, Чехии, Румынии и т.д. Не видел тогда и не вижу сейчас ничего предосудительного в секретной деятельности молодого Советского государства и в праве его охранять свои секреты. Все государства так или иначе занимаются защитой своих интересов за границей, поддержкой дружественных сил. И уж совсем нет ничего особенного в том, что директор научного института, прежде чем предлагать публиковать такого рода секретные документы, стал советоваться со своим политическим руководством.
Вокруг Центрального партийного архива Института марксизма-ленинизма вообще кипело немало страстей. Объяснялось это неудовлетворенными потребностями исторической науки, но и преувеличенным представлением о документах, хранящихся в этом архиве. Действительно, архивы, связанные с деятельностью Ленина, а также руководства партии в довоенный период, хранились у нас. Но все остальные материалы находились на хранении в Общем отделе ЦК КПСС, где образовался по существу еще один исторический архив партии, и доступ туда был закрыт, в том числе и для научных сотрудников.
Михаил Сергеевич не раз широковещательно заявлял, что архивы должны быть открыты для ученых и литераторов. И нам кое-что удалось сделать. Со второй половины 88 года с согласия ЦК были раскрыты архивы Коминтерна не только для наших ученых, но и для представителей всех партий, входивших в Коминтерн. Сразу пошел поток заявок от компартий всего мира на работу в наших хранилищах. До марта 89 года поступили просьбы принять научных работников, изготовить копии документов из 31 страны. Это создало большие нагрузки для работников архива, но дело сдвинулось. Публикация архивов приобрела вполне регулярный характер с появлением журнала «Известия ЦК КПСС». Под рубрикой «Из архивов партии» печатались материалы о деятельности партии после революции, ленинские документы, в том числе письма к нему. Только до августа 90 года в журнале было опубликовано более двадцати новых документов Ленина. Впервые в СССР вышел в свет доклад Н.С.Хрущева на XX съезде партии о культе личности Сталина.
И все же наши просьбы передать архив партии послевоенных десятилетий ИМЛу были отклонены. Болдин — заведующий Общим отделом ЦК раза два очень важно и поучительно говорил мне в ответ на мои домогательства: «Архив, Георгий Лукич, это серьезное дело!» Насколько это серьезное дело, мы скоро увидим.
Но вернемся к Ленину. Мой собственный опыт изучения жизни и трудов Ленина, длительные непосредственные отношения с аудиторией, воспринимающей Ленина, позволяют четко вычленить три очень значимых, но совершенно различных типа или вида восприятия Ленина, его учения и его наследия. Я бы сформулировал их так: 1. Признание его выдающегося воздействия на ход мировой истории, стремление к реалистическим оценкам его вклада в дело социалистического преобразования России; 2. Безграничное восхищение Лениным, иконографическое изображение его образа и всего того, что он делал; 3. Глобальное отвержение учения Ленина и политической деятельности, испепеляющая ненависть к самому его имени. Оставим в данном случае в стороне индифферентный массив.