Я с удовольствием погружался в польскую речь и ощущал ее близость к строю русского языка. Я восхищался поистине культом женщины, который мужчины-поляки охотно демонстрировали. Изящное целование ручек и изысканный тост «здровье пенькных пань по раз перши!» (Здоровье прекрасных дам, всякий раз — как первый раз!). Хорошо встречали и во многих аудиториях, когда я выступал с рассказами о наших делах. Особенно запомнились выступления на Всепольском совещании редакторов газет в Академии общественных наук, на машиностроительном заводе в районе Воля столицы. Обычно мы говорили без переводчика, и аудитория чутко реагировала на тонкости речи.
В последующие поездки пришлось почувствовать кое-где отчуждение. Так, в университете в Люблине меня встретила напряженная аудитория, над входом в зал уже во время нашего пребывания появился крест. В Институте философии на встречу с нами вообще не пришли представители немарксистских направлений. Что же, мы знали, что проблем между нами хватало.
Я уже писал о создании комиссии историков по «белым пятнам» в отношениях между нашими странами. На первом заседании в мае 1987 года поляки высказали просьбу о дезавуировании советской стороной выступления Молотова, а также ряда статей в советской печати в сентябре 1939 года, совершенно неверных по существу и недопустимых с точки зрения элементарных норм международных отношений. В последних августовских номерах еженедельника «Новое время» появилась моя статья «Возвращение к урокам». В ней отмечалось, что успех антигитлеровской коалиции во второй мировой войне убедительно показал возможность масштабного сотрудничества государств с различными общественными устройствами. Это стало возможным при условии, когда их лидеры смогли подняться над идеологическими различиями. И в этом — один из незабываемых уроков истории.
А во второй части статьи было высказано осуждение заявлений советских лидеров 39 года. Было сказано, что в докладе Председателя Совета Народных Комиссаров и Народного комиссара иностранных дел Молотова на пятой сессии Верховного Совета СССР 31 октября 39 года была дана неприемлемая оценка польского государства как «уродливого детища Версальского договора». Такая оценка находилась в противоречии с исторической правдой, являлась недопустимой по отношению к польскому народу. Было сказано о неприемлемости понятия «военнопленные» по отношению к интернированным польским гражданам, так как между СССР и Польшей не было в 39 году состояния войны.
Статья вызвала большой резонанс в Польше. Она была перепечатана во многих польских газетах. О ней говорилось на пресс-конференции представителя Президента, которая транслировалась телевидением и ее слушали миллионы поляков. В общем, в Польше с большим интересом восприняли весть о том, что Советский Союз выполняет договоренности о ликвидации «белых пятен» в польско-советских отношениях.
Между тем «белые пятна» стали быстро превращаться из проблем советско-польских отношений в проблему международного порядка. Польский еженедельник «Политика» призвал всех называть такие проблемы и сообщал, что западные радиостанции уже составили свой список таких «белых пятен». В общем, на многих голосах звучал клич — собрать как можно больше фактов о преступлениях Советского Союза против польского народа. Все это грозило вместо кропотливой исследовательской работы превратить деятельность комиссии в травлю СССР, советского народа. Меня подбивали, чтобы мы в свою очередь поставили вопрос о плохом отношении к советским военнопленным в 21 году.
На первом заседании комиссии польская сторона по собственной инициативе заявила о понимании необходимости заключения германо-советского пакта о ненападении 39 года. Это было подтверждено позже в совместных тезисах «Канун и начало второй мировой войны». Та же мысль прозвучала в сообщении Комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 39 года второму съезду Советов 23 декабря 89 года. И вдруг уже после моей статьи появилась в польской печати статья историка Ковальского, в которой затрагивались те же вопросы, что и в моей статье, но оценки — совершенно противоположные. Смысл этого объективно состоял в том, чтобы внести дух конфронтации внутрь комиссии.