Можно ли ставить под вопрос всю работу комиссии? Тем более, что поляки хорошо знали о характере наших затруднений, я регулярно встречался с председателем польской части комиссии Мачишевским, и он понимал нашу ситуацию. Но если Болдин говорил, что ни приложений к Пакту, ни документов об акции в Катыни в архиве нет, то никто опровергнуть его не мог. Помню, как перед визитом в Польшу Горбачев говорил мне очень возбужденно: «Понимаешь, Лукич, я не могу на основе каких-то копий делать столь ответственные признания, а документов у нас нет». Кто кого обманывал?
В том, что нам все-таки удалось найти документы, проливающие свет на отправку интернированных поляков из Козельского лагеря в Катынь, была определенная закономерность: упорный поиск не мог не дать результатов. Член комиссии профессор Валентина Сергеевна Парсаданова работала над вопросом о депортации поляков в восточные районы СССР после сентября 39 года. О результатах своих исследований она сделала интересное сообщение на заседании комиссии в Варшаве в конце февраля — начале марта 89 года. О подходах к судьбе лагерей для интернированных тогда речи еще не было. Но Валентина Сергеевна присутствовала на всех заседаниях комиссии и была в курсе всех наших затруднений и претензий поляков. И вот, продолжая работать в архивах над вопросами депортации, она вышла на архивы Управления конвойных войск НКВД и Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных. Они давали возможность что-то узнать и о судьбе поляков. Я попросил держать меня в курсе и готовить материал к публикации.
Примерно в начале сентября, может быть, чуть раньше, в конце августа 89 года, я получил вариант статьи Парсадановой. В ней излагалось следующее. В марте 40 года в лагерях польских военнослужащих стали готовиться к эвакуации. В начале апреля уже происходит движение эшелонов: из Козельска по направлению к Смоленску, из Старобельска — к Харькову, в неизвестном направлении — из Осташково. Движение эшелонов контролировал сам Берия. Всего было вывезено из трех лагерей четырнадцать с половиной тысяч человек. 20-го мая Берии было доложено, что поляки из всех лагерей вывезены. Обнаружилась почти полная идентичность численности Козельского лагеря и численности трупов в Катыньских могилах. Найденные на трупах в Катыни документы принадлежали интернированным из Козельска. Обрывки газет имели дату 6 мая 1940-го года.
Из сказанного следовало, что комплекс косвенных документов и свидетельских показаний показывает, что ответственность за содеянное, во всяком случае за основную часть содеянного, лежит на органах НКВД. Квалификация имеющегося материала, юридическая оценка доказательств содеянного должны быть осуществлены прокуратурой и судом. Таково было заключение научного исследования.
В октябре я вынес вопрос на заседание советской части комиссии. Сообщение на комиссии Парсадановой произвело тяжелое впечатление, хотя к тому времени многие уже понимали, что так оно и было. Возразить было нечего, высказали кое-какие пожелания, поблагодарили исследователей: труд выдающийся. Я предложил направить материал в Международный отдел ЦК. Там его приняли и предложили ждать.
Ожидание основательно затянулось, межеумочная ситуация еще более усугубилась. С одной стороны, мы имели в виде материалов В.С.Парсадановой значительный результат, успех комиссии, который мог внести ясность и определить дальнейшие отношения с поляками. С другой стороны, без согласия ЦК мы не могли ничего: ни сообщить полякам о наших сдвигах, ни запустить в каком-либо виде этот материал в научный оборот. В декабре 89 года в специальной записке я докладывал в ЦК КПСС об обострившейся ситуации: поляки выражали нетерпение и угрожали отказом проводить очередную встречу комиссии. К тому же у них в стране происходили кризисные процессы обвального порядка.