Что скрывалось за теоретическими баталиями. Особенность второй половины 80 годов заключалась в невиданной теоретической активности. Половодье теоретических дискуссий, конференций, программных разработок, платформ, заявлений, деклараций и т.п. — все это обрело характер словесного буйства.
За сравнительно короткое время, начиная с XXVII съезда партии, в свет выходит целая серия программных документов. На съезде, как известно, была принята новая редакция Программы партии, содержавшая значительные изменения в тексте. Хотя, надо сказать, проблемы перестройки не нашли отражения в ней. На XIX партконференции по важнейшим направлениям перестроечной политики приняты резолюции, представляющие будущие преобразования в политической сфере. В декабре 89 года принимается постановление о досрочном проведении XXVIII съезда партии и разработке проекта платформы ЦК КПСС к съезду. Естественно, предпринимаются меры по ее подготовке, в феврале проект обсуждается на Пленуме ЦК. Если вспомнить, что к тому времени были опубликованы «демократическая» и «марксистская» платформы, то фактически развернулась общепартийная политическая дискуссия. На самом съезде было принято постановление о подготовке новой Программы партии, создана специальная комиссия.
Порой казалось, что это хорошо: перед взором коммунистов раскрылись новые горизонты совершенствования общества. Дело, однако, в том, что движение теоретической и политической мысли все больше отрывалось от экономических, социальных, политических и культурных реалий, традиций, отчетливо выявилась тенденция отхода от классово-партийных принципов, введение в оборот неопределенных формулировок и взглядов на дальнейшее развитие общества.
Между тем, ни широкие партийные массы, ни многие партийные руководители к этому готовы не были и видели во всем этом опасность для общества. Теоретическая суета, бурная полемика, хотя и создали видимость напряженной деятельности, пользы давали немного. Более того — практическая деятельность от этого страдала. Вместо решения назревших неотложных экономических, социальных, культурных, бытовых задач, принятия эффективных законов — бесконечные теоретические дискуссии, системосозидающие проекты и заявления. Люди, называвшие себя марксистами, на время забыли мудрый завет Маркса: каждый шаг практического движения важнее дюжины программ.
В этой обстановке равные права получили антисоциалистические документы, совершенно невероятные, казалось, с точки зрения здравого смысла проекты и прогнозы. Именно к такому разряду относился новый теоретический опус профессора Г.Попова под претенциозным заголовком «Что делать?» — своего рода заявка на полемику с Лениным. Изданная отдельной брошюрой, статья была затем опубликована в двух декабрьских номерах журнала «Огонек» (1990 г.). Статья представляла своего рода квинтэссенцию «демократического радикализма».
Я не сразу обратил на эту статью внимание: отвлекала круговерть дел, да и переживания были таковы, что не стимулировали особенно внимание к творчеству Гавриила Харитоновича. Но и до меня дошли неординарные суждения по поводу сего произведения. Где-то уже в январе 91 года я засел за ее прочтение. Несмотря на то, что я уже имел дело со столь же резко антисоветскими суждениями, полемизировал в «Правде» лично с Поповым, тем не менее я был поражен той предельной развязностью, с которой Попов излагал свои взгляды на прошлое и формулировал свои рецепты на будущее общества, его уклада, всей страны. При первом прочтении — впечатление легкомысленного бреда, при втором — удивление от того, насколько дерзко Попов представляет меры по разрушению общества и страны. Здесь я попытаюсь как можно точнее, хотя и кратко, передать то, что меня особенно поразило.
В.И. Ленин и большевики, пишет Попов, убедили себя и страну, что экономика и созрела, и даже перезрела для перехода к социализму. Не правда ли, лихо закручено? И стоит обратить внимание на то, что, по Попову, Ленин считал, что экономика «перезрела» для социализма. Ленин говорил лишь о предпосылках в экономике и о недостатке цивилизованности, что следует решать эти вопросы после прихода к власти. Попову хочется представить Ленина как наивного романтика, и не более того. Подспудно сие означало, что Ленин не может считаться настоящим марксистом, тогда как Попов — вот настоящий марксист.
Каков марксист — показывают дальнейшие его рассуждения. Никто не может сказать, что не были приложены грандиозные усилия, пишет он, не жалели ни людей, ни природы, ни тела, ни души, ни чужих, ни своих собственных. В свете семидесятилетнего опыта выводов для марксизма может быть два. Первый: попытка строить социализм была преждевременной, не соответствующей уровню развития и производства, и самого человека. Второе: надо привести общество в соответствие с производительными силами и вернуться на столбовую дорогу человеческой цивилизации. Социалистический идеал — если это не слепая и утопическая вера, а научный факт — это вывод о том, что на определенной стадии развития производства необходимо планируемое общественное хозяйство. Когда этот процесс достигнет уровня, нужного для социализма как строя, — сейчас сказать нельзя (к слову сказать, плановое регулирование экономики осуществляется во многих странах, не только социалистических, но и капиталистических, уже сейчас). Поэтому «честный социалист», вещает Попов, обязан помочь стране уйти от преждевременного социализма.