Между тем отход от классовых ориентиров может привести к путанице в элементарных политических проблемах, что и произошло с М.С.Горбачевым. Он, оказывается, весь смысл реформ видел в том, чтобы покончить с самим принципом классовой диктатуры, окончательно закрыть семидесятилетний раскол нашего общества (см. «Жизнь и реформы», книга 1, с. 436). Как будто этого можно добиться по своему хотению, сердечному велению. И как будто не сам Горбачев в той же книге сообщает, что он отказывается от коммунизма, потому что не верит, что в ближайшие «пару сотен лет» можно будет исключить из общественной жизни всякую социальную борьбу. В одном случае неверие в возможности преобразований, в другом — посредством реформ — «закрыть семидесятилетний раскол». Можно подумать, ни до, ни после этого раскола не было и нет.
Такой непоследовательности, бездоказательности, очевидной противоречивости в тексте немало.
Будучи Генеральным секретарем ЦК Коммунистической партии, говорит Горбачев, он воспринимал это как доверие миллионов людей, и было бы непорядочно, нечестно, если хотите, преступно, перебежать в другой лагерь. Но это не более как красивые слова. Дело в том, что оставался Горбачев на посту Генсека отнюдь не для того, чтобы оправдать доверие миллионов людей, а чтобы довести свои тайные замыслы до конца, обманывать партию и народ, проводить линию развала и разрушения. И это удавалось ему благодаря словесной эквилибристике, риторике на тему о развитии гуманного, демократического социализма. Но главное благодаря сосредоточению в его руках необъятной власти, которую предоставлял пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Сам Горбачев неоднократно указывал на свои демократические устремления, выразившиеся в нежелании воспользоваться огромной властью.
Всевластие Генеральных секретарей было известно. Это считалось даже естественным и правомерным делом, поскольку создавало преимущество перед демократиями Запада, находившимися чуть ли не постоянно в состоянии правительственных кризисов. Власть Генсека рассматривалась как одна из гарантий единства и силы в противостоянии с буржуазным миром. И все же беспредельная, ничем не ограниченная, никем не контролируемая власть Генсека оказалась одной из самых крупных и трагических ошибок советского социалистического общества. И не только потому, что мешала его тяготению к дальнейшему развитию демократии, но прежде всего потому, что всегда сохраняла опасность для разрастания культа личности вождя, для его бонапартистских поползновений. В различной мере это проявилось у Сталина, Хрущева, Брежнева.
Очень сильно и своеобразным образом властные тенденции выразились у Горбачева. Без использования такой власти ему не удалось бы осуществить свои замыслы — отстранить КПСС от власти. Но прежде — парализовать партийный аппарат, дезориентировать идеологию, а потом развалить Советский Союз, создать условия для реставрации капитализма, капитулировать перед Западом в международных отношениях.