В Антонов мы пришли 31-го июля после обеда. Немцы вступили в Котельниково в ночь со 2-го на 3-е августа. Вечером 3 августа, говорят хроники, передовые части 4-й немецкой танковой армии вышли к реке Аксай, но в Антонов немцы вошли позднее, дня на два.
Под дулом пистолета. В Антонове я прожил чуть больше месяца и в начале сентября, как только закрепились немцы в хуторе, я двинулся в Котельниково. Иван ушел на другой день, после того как немцы впервые вошли в Антонов. За это время я четыре раза имел возможность или быть расстрелянным, или предварительно познакомиться с гестапо.
Советские части из опергруппы генерала Чуйкова дней десять держали оборону на правом берегу Аксая, тогда как мимо станции Жутово на Абганерово, к Сталинграду непрерывно двигались немецкие войска и, по слухам, у Абганерово шли страшные бои. Но однажды ночью наши оставили хутор, утром в него ворвались румыны и взяли в плен... человек шесть хуторских ребят, в том числе и меня. Часа полтора нас таскали по степи, но, возможно, убедившись, что среди нас солдат нет, отпустили и приказали идти в хутор. А в хуторе на улице нас перехватывает группа странно одетых румынских не то солдат, не то жандармов. В нижних белых рубашках, рукава засучены, на ногах бриджи, заправленные в сапоги. Тот, что в середине, видимо, старший, зло смотрит на меня и тычет пальцем: «Ту жид?» — «Нет», — отвечаю автоматически: вот уж не ожидал! «Брешешь!» — режет румын. Уверяю, что русский, казак, показываю, где живу. Румын не верит, вытаскивает из кобуры пистолет и подносит его к моему лицу. Тогда все мои спутники поднимают гвалт, а Терентий, мой двоюродный брат, вдруг громко и уверенно заявляет: «Да наш он, его дядя — староста!» У румын на физиономии — сомнение. Старший махнул рукой: идите!
Не успели мы войти во двор, как сюда вскакивают два вооруженных карабинами румына в полной форме, похожей на жандармскую, и требуют документы. Паспорт у меня в порядке, я — русский. Начинают обыск, лезут на чердак, в подполье, заглядывают под кровати. Ищут еврея. Разочарованные, уходят. Кто-то смеется, а мне не до смеха. И тут меня осеняет — борода! Еще в Котельниково решил отпустить бороду, чтобы меньше узнавали. А оказалось, что моя борода двухнедельной давности в сочетании с рыжими космами сделала меня похожим в глазах румын на еврея. Беру ножницы, сажусь перед зеркалом и ликвидирую этот «компромат». Мысленно благодарю Терентия. Еще когда немцы взяли хутор первый раз, собрали человек пять стариков и советовались, кого рекомендовать старостой. Дядя категорически отказался. А тут вошли наши части. Тем самым старик избавился от пяти лет советской тюрьмы, которые получил молодой мужчина, которого все-таки назначили старостой.
Дед Никифор был человек старорежимный. В первый же день, как пришли немцы, он сказал нам: вы кончайте «товарищами» обзываться, кончились товарищи. Мы посмеялись: что же нам, господами называться? А когда у соседей немцы зарезали телку, я заметил, что это пока индивидуальный грабеж, а скоро начнется организованный. Дед, не задумываясь особенно, отреагировал: «Ну, организованно-то грабила Советская власть!» А на другой день немцы приказали согнать на колхозный баз всех хуторских коров, отобрали половину и отправили на скотобойню. Дед был страшно расстроен. Мне, конечно, пришлось рассказать деду, кто я по должности, скрыв цель пребывания в оккупации. Это он посоветовал мне надежно укрыть мои документы, где они хорошо сохранились.
Мои наблюдения показали, что немецкие власти явно не собирались идти на сотрудничество с местным казачьим населением. Некоторые старые казаки рассчитывали: вот придут немцы, распустят колхозы, и заживем мы привольной единоличной жизнью. Однако немцы не спешили распускать колхозы и не шли на сближение с казаками. В соседнем хуторе старики пытались встретить немцев хлебом-солью, но офицер отшвырнул подношение и обозвал их русскими свиньями. Играло свою роль тяжкое положение немецких войск в Сталинграде.