Поздней осенью от нас забрали Стаховича Н.А. в Сталинградский горком партии. Тогда держали курс на молодых. Когда в январе 43 года Чуянов приезжал к нам, ему было всего лишь 37 лет, а он работал первым секретарем обкома партии уже пять лет. Перед отъездом Стахович дал мне рекомендацию в члены партии, где написал хорошие слова обо мне.
В начале 1944 года нашего первого секретаря В.И.Бондаренко послали на учебу в Москву. А в марте первым секретарем избрали меня. Вскоре после этого у нас появился новый первый секретарь райкома партии Василий Родионович Чурсинов. Это был типичный хозяйственник, железнодорожный инженер. К нам он пришел с должности заведующего транспортным отделом обкома партии, а до этого работал начальником Сталинградского отделения железной дороги. Работал он сам страшно много, во все вникал лично, обо всем заботился, все важные вопросы решал сам. Можно даже сказать так: он не просто руководил, он вместе со всеми делал то, что намечал, показывая тем самым пример того, как надо исполнять намеченное. Ко мне он отнесся сразу хорошо, старался вовлечь во все важные дела района.
До Чурсинова много говорили о перезахоронении погибших под Кисилевкой котельниковских партизан. Он взялся за дело, и уже в апреле в город были доставлены останки пятнадцати партизан, пролежавшие в степной балке почти полтора года. Было организовано торжественное захоронение погибших.
Изменение моего положения заставило многое осмыслить заново. Котельниковская молодежь играла в жизни района большую роль. Молодые руководили колхозами, фермами, тракторными отрядами, мастерскими, подразделениями на железной дороге. Ни одна хозяйственная задача не могла решаться без молодежи. И повсюду райком должен был помочь каждому найти свое место.
В то же время менялась общая обстановка в стране, возникали новые потребности и тенденции. В июне 1942 года в политсекторе Областного земельного отдела начальник, узнав, что я приехал не только на пленум обкома комсомола, но и на летнюю сессию Юридического института, сказал мне с некоторой строгостью: «Чтобы ни одного дня после пленума вас здесь не было, учиться будем после войны». Отъезд на учебу Бондаренко давал понять, что время, когда учиться во время войны можно, пришло. Страна почти полностью была очищена от оккупантов, война вступала в завершающую стадию. Скоро потребуется много людей мирных профессий.
Для характеристики моих умонастроений того периода хочу рассказать о том, как я разговаривал с товарищем Сталиным. Во сне, конечно, но все-таки. Разговор снился так четко, ясно, что запомнился на всю жизнь. Сталин в белом кителе, но почему-то еще без погон. Четко помню рыжеватые волосы и такие же рыжеватые усы. Внимательно смотрит на меня и ждет от меня вопросов. Я говорю спокойно, но с некоторым напряжением: вообще-то дела в целом у нас идут хорошо, но надо бы кое-что поправить. У властей, партийных органов есть какое-то недоверие к населению, остававшемуся на оккупированной территории. Получается, что мы подозреваем в чем-то свой народ: ведь осталось у немцев почти 50 миллионов человек. Мне кажется, что надо исправить это положение. И еще: напрасно партийные комитеты берут на себя решение всех административных и хозяйственных задач. В результате недовольство населения непорядками направляется прежде всего на партию. В интересах дела следует отказаться от такой практики. В нашей политической работе слишком много формализма, особенно при выборах в партийные комитеты: кандидатов выдвигают ровно столько, сколько надо избрать членов парткома. Влияния избирателей на результаты выборов практически никакого. Говоря все это, я испытывал чувство полной уверенности в своей правоте.
Ответы товарища Сталина, хотя и были вполне вежливыми, но выражали решительное несогласие со всем тем, что я высказал ему. Звучало это так: видите ли, товарищ Смирнов, вы затронули, конечно, известные проблемы, которые имеют место в обществе, но берете их в отрыве от тех реальных условий, в которых они существуют. Не надо забывать, что идет война. А это, в частности, означает, что у нас должна проявляться повышенная бдительность. Война означает также, что мы не можем использовать мирные формы демократии. Как не может партия самоустраниться от решения многих насущных вопросов хозяйственной или политической жизни страны. А что касается советских работников, наших хозяйственников, то не беспокойтесь, — им работы хватит, всем работы хватит. Официально и кратко, по-сталински.