Могу лишь сказать в порядке догадки, что и сам проект вызвал возражение со стороны «тихих» консерваторов, которые не принимали новаций и, будучи влиятельной силой, проводили линию — «не спешить». Не спешить, потому что народ, дескать, не готов жить в условиях демократии. Идея эта шла не от кого-нибудь, а именно от Сталина, который в беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом, когда речь зашла о безудержном восхвалении «товарища Сталина», ловко свалил усердие пропаганды на русский народ, который по природе своей «царистский народ». Эти мотивы звучали и в шестидесятых годах, звучат они и сейчас, в середине девяностых, дескать, у русских в крови обожание вождя или царя-батюшки. А может быть, дело все-таки не в народе, а в руководителях, которые привыкли управлять антидемократическими методами и иного не знают?
После октябрьского (1964 год) пленума ЦК КПСС работа над проектом Конституции надолго замирает. В это время позиции руководства партии довольно долгое время оставались неясными. На какое-то время руководство рабочей группой попало в руки А.Н.Яковлева, и была подготовлена записка, содержащая варианты предложений по доработке проекта. Но именно варианты вызвали недовольство Л.И.Брежнева: как же мы будем решать, каким вариантам отдавать предпочтение? Где-то к 69 году сложилась точка зрения, согласно которой надо сохранить основной текст сталинской Конституции и ограничиться поправками. Даже был подготовлен такой проект. Но потом верх взяли соображения противоположного характера, руководство рабочей группой было поручено Б.Н.Пономареву, и дело пошло. В 1977 году новая Конституция была принята. Я входил в состав рабочей группы, но практически в ней не работал: из-за болезни и занятости в Отделе пропаганды. Об этом первом этапе работы над проектом творцы последнего варианта вспоминать не любят, хотя очень много из него перешло в окончательный текст Конституции 1977 года.
Для меня лично работа в конституционной группе дала очень многое. Передо мной развертывались серьезные правовые, политические и иные проблемы социального спектра, развертывались динамично и часто конфликтно. Я с большим интересом наблюдал за ходом полемики, а нередко и сам принимал в ней участие. Здесь я прошел школу уважительного отношения к оппонентам, кропотливой работы над научными и политическими формулировками.
В перерывах я трудился с авторским коллективом книги «Основы научного коммунизма», который находился в этом же особняке. А руководил им тот же Федосеев. В учебном пособии я участвовал очень активно — работал над Введением, исторической частью в соавторстве с Францовым и Евдокимовым). Написал две главы: о социально-классовой структуре и личности.
Начиная с 1961 года я практически перестал читать лекции как лектор Отдела пропаганды, так как постоянно выполнял какие-либо поручения руководства. Продолжал публиковать различные статьи. И летом 1962 года встал вопрос о моем переходе в журнал «Коммунист» в качестве члена редколлегии и редактора журнала по отделу философии. Перемещение это произошло тихо и незаметно, хотя должен сказать, что в журнал я шел с большим интересом.
Тревога за политическую практику. В ранней молодости я часто слышал: ах, какой молодой секретарь райкома комсомола! ах, какой молодой секретарь райкома партии! такой молодой человек и зам. начальника управления! Но, просидев в партшколе и Академии шесть лет, проработав в обкоме партии и в ЦК на лекторской работе семь лет, я к сорока годам оставался рядовым лектором, хотя все это время выполнял весьма сложную работу по поручению руководства отдела, много печатался, вел преподавательскую работу в Академии общественных наук. Жаловаться вроде бы было не на что. А все же поле деятельности у меня оставалось довольно узким.
И тут подоспело назначение в журнал «Коммунист», где я надеялся найти больше возможностей для самостоятельной работы, выход на контакты с научной интеллигенцией и журналистами. В отделе философии работали талантливые специалисты, которые стали впоследствии широко известными публицистами и научными работниками. Среди них — Анатолий Бутенко, Александр Бовин, Наиль Биккенин, Михаил Мчедлов и другие. Правда, чуть не с первых месяцев я был втянут в острый конфликт между группой молодежи, решительно выступавшей в защиту идей XX съезда партии, и заместителем главного редактора журнала Платковским, который требовал убрать из журнала Бутенко и Бовина как ревизионистов.