Рассматривались в статье вопросы, связанные с товарным производством. Поскольку товарное производство при социализме налицо, то и здесь существует проблема соотношения необходимого и индивидуального рабочего времени, общественной и индивидуальной стоимости, и решаться эта проблема должна путем сокращения затрат на единицу продукции в процессе соревнования (в смысле конкуренции). Мудрость материального стимулирования состоит не в очередном повышении зарплаты, а в поощрении прежде всего тех, от кого в решающей степени зависит рост производительности труда, качество продукции и услуг.
Статья обратила на себя внимание. Я, конечно, не считаю, что она сыграла какую-то важную роль в разработке решения о реформе экономики, принятого в 65 году по инициативе Косыгина. Но она во всяком случае показывала, что у нас нет ни теоретических, ни идейных оснований отказываться от реформирования экономики. Через два года я доработал статью и опубликовал под новым заголовком — «Социологические аспекты экономической активности масс при социализме» для специального сборника. Экономическая активность в моем сознании все больше обретала значение центральной проблемы развития социализма.
Однако волна кадровых перестановок, которая последовала после октябрьского Пленума ЦК, захватила и меня. Ильичев был назначен заместителем Министра иностранных дел СССР. Рассказывали, что управляющий делами министерства встретил его восклицанием: «Уходили вы, Леонид Федорович, с должности заведующего отделом, а вернулись заместителем министра! И кабинет у вас больше». Его помощник, мой близкий товарищ по Академии, Евдокимов был направлен заместителем директора Института атеизма. Вопросы идеологии были поручены Петру Ниловичу Демичеву, который при Хрущеве как секретарь ЦК занимался вопросами химической промышленности, а еще раньше был первым секретарем Московского городского комитета партии. Заведующим отделом пропаганды ЦК был утвержден Владимир Степаков, окончивший года на два раньше меня Академию. На должность первого заместителя заведующего Отдела был назначен Александр Яковлев, тоже окончивший Академию и работавший заведующим сектором радиовещания и телевидения Агитпропа.
В июле 1965 года Степаков пригласил меня вернуться в Отдел пропаганды ЦК, на должность руководителя лекторской группой. Первая моя реакция была отрицательной: в журнале я пришелся ко двору, и вряд ли стоит мне туда-сюда мотаться. Работа в журнале мне много дала: здесь на практике требовались приобретенные знания, расширился круг моих знакомств среди научных работников и журналистов, я стал выступать в печати по теоретическим вопросам, наконец, я приступил к работе над докторской диссертацией по проблемам личности при социализме. Мое собственное мышление во многом избавилось от догматических наслоений, которыми мы все так или иначе были заражены.
Аргументация Степакова была для меня несколько неожиданной. Мы, говорил он, приглашаем тебя не лекции читать. Впереди съезд партии, 50-летие Октябрьской революции, 100-летие со дня рождения Ленина, потребуется разработка важных теоретических и политических документов, лекторская группа во всей этой работе должна играть ведущую роль. Сейчас работать надо здесь!
Подумав, я дал согласие и с 16 августа 65 года вышел на работу в ЦК КПСС. Однако первое мое задание, казалось, было далеко от высказанных Степаковым соображений. Примерно через неделю после моего появления он завел такую речь: думаю, что сейчас нет ничего важнее информации, а между тем мы плохо знаем положение дел на местах. Поезжай в Ростов и по области, поезди по станицам и хуторам, казаки народ бойкий, они много чего расскажут. Поговори с людьми откровенно, постарайся развязать языки, чтобы понять, что до них доходит из того, что мы в центре делаем, что и как они понимают и принимают. У тебя должна сложиться картина, что нам предстоит делать в области информации в ближайшее время, а что оставить до съезда.
Я был в восторге от этого предложения. Во-первых, потому, что оно совпадало моими рассуждениями на тему об информации и теперь во встречах на самом низу я смогу многое проверить. А во-вторых, я был бесконечно рад, что еду на Дон. Куда бы жизнь ни забрасывала, меня всегда тянуло в казачьи места. И чем старше я становлюсь, тем больше. Я всегда испытываю чувство трепетного волнения, оказавшись на казачьем подворье, в курене, слушая казачий говор, особенно песни. До того я проехал многие хутора и станицы среднего Дона, Хопра и Медведицы, а на нижнем Дону не бывал.