В то время бросалось в глаза, что Леонид Ильич никогда не заводил разговоров на сложные теоретические или идеологические темы вообще. Говорили, что он просил товарищей не изображать его теоретиком: все равно никто не поверит, что он читал Маркса. С одной стороны, эта откровенность импонировала, а с другой — она оставляла горький осадок: как же партия будет двигаться к своим целям в сложном современном мире, если лидер ее признается, что в вопросах теории не разбирается и не хочет ими заниматься. А главное, думалось о том, что это не может не сказываться на уровне политического руководства партией и страной, а раньше всего и непосредственно — на идеологическом участке. Теоретическая неуверенность порождала топтание на месте и в практическом отношении, выразившееся, в частности, в отказе от экономической реформы 1965 года. К слову сказать, какое-то ощущение утраты перспективы мы переживали перед самой войной и что-то похожее в 1947—1952 годах. Но особенно остро застойные явления почувствовались в период после 1970 года.
Начало подготовки отчетного доклада XXIV съезду партии сулило деловую творческую работу. Я был включен в состав рабочей группы при Брежневе, и в июле 1970 года состоялась первая встреча Леонида Ильича со всеми нами в зале заседаний Секретариата ЦК на пятом этаже. Я выбрал место на середине длинного стола, чтобы было не далеко и не слишком близко от руководства, но Брежнев не пошел за председательский стол, а уселся посредине длинного стола, как раз напротив меня. Я поежился, но не убегать же. Когда до меня дошла очередь, я внес три предложения для доклада: о постановке политической информации, о теоретической работе в партии и о событиях в Чехословакии.
В политической практике, говорил я, у нас зажимается информация для народа о деятельности Советов, партийных комитетов, профсоюзов, министерств, руководства предприятий. Люди питаются обрывками сведений, слухами, домыслами. Под видом секретности органы управления уходят от отчетности и контроля, теряют возможность корректировать свою деятельность. Что касается международной и внутренней политической информации, то она хронически опаздывает из-за усложненных процедур согласований при ее выпуске в свет. В политической жизни у нас сейчас нет более важного дела, при этом не требующего особых затрат. Брежнев внимательно слушал и что-то записывал в блокнот.
Относительно теории я был осторожен, зная его нежелание влезать в содержание теоретических проблем. Но надо все-таки сказать, что за отчетный период партия проделала большую аналитическую работу в связи с 50-летием Октября и 100-летием со дня рождения Ленина. Надо бы доложить об этом съезду и подчеркнуть важность политической учебы коммунистов, особенно актива.
Предложения возражений не вызвали, и мы с увлечением проработали над ними лето и осень. И, когда пришло время, направили Брежневу текст, ожидая реакцию. И вот в декабре узнаем, что у Брежнева состоялось совещание, на котором обсуждались вопросы идеологического раздела. На совещании присутствовали секретари ЦК — Демичев и Капитонов, заведующие отделами науки — Трапезников, культуры — Шауро. Отдел пропаганды представлен не был. Но мы получили стенограмму. В своем вступительном слове Брежнев выразил беспокойство по поводу того, что все в разделе изложено в духе непрерывных успехов, как будто у нас нет трудностей, недостатков, как будто у нас нет промахов, как будто мы все сумели. Центральный Комитет, опережая критиков, сам должен сказать, что мы не успели или не смогли осуществить. В качестве конкретных предложений он посоветовал показать проблемы в художественной литературе, в освещении наиболее сложных этапов истории страны. А в области информации посмотрите, как быстро действуют американское и английское радио, боннское радио... Наши же о тех же событиях говорят через три дня и ничего живого, одни протокольные сведения. А закончил он так: «Давайте задумаемся, справедливо или нет говорят, что идеологический фронт — слабый участок. Ведь можно поддаться нашептываниям: каждый день тебе будут шептать, — в конце концов поверишь... Я хочу знать: или это так, или болтают люди, не понимающие, что такое идеология, что такое ее успехи и что такое недостатки!»