Было в этих речах Брежнева нечто ободряющее: ведь это были и наши мысли. Проблема состояла в том, что многие эти вопросы должны были решаться не в идеологических кабинетах, а на уровне большой политики путем принятия политических решений, а то и законов.
Демичев, Трапезников, Шауро забеспокоились и постарались доказать, что в практическом плане в области идеологии делается многое. Обрадованный Брежнев тут же подхватил этот тон: «Вот и я говорю о том, что надо защитить на съезде Политбюро, да и свой личный престиж. Поймите меня правильно, я хочу дать отпор клеветникам, но не замазывать трудностей, недоработок. Надо сказать, что за отчетный период ЦК прилагал немало усилий для объединения всей творческой интеллигенции, людей науки на основе марксизма-ленинизма. На этом пути достигнуты огромные успехи». Думаю, что никто из присутствующих и не рассчитывал получить столь высокие оценки.
А вот то, что было сказано дальше, — это уже относилось к иному ракурсу проблем, который уже затрагивался выше: «XX съезд перевернул весь идеологический фронт. Мы до сих пор не можем поставить его на ноги. Там говорилось не столько о Сталине, сколько была опорочена партия, вся система... И вот уже 15 лет мы никак не можем это поправить».
Как видно, не получилось и не могло получиться однозначного содержания «брежневской эпохи» в духе идей Хрущева. Если бы такое произошло, то мы могли бы иметь куда более позитивные результаты в 70-е годы, особенно в смысле прочности социалистических отношений. Брежнев же, повторяя как заклинание слова о верности линии XX и XXII съездов партии, в душе преклонялся перед личностью Сталина и с сожалением говорил о том, что XX съезд «перевернул идеологический фронт», понимая это как катаклизм и не принимая его очистительного значения.
Таким образом, если посмотреть поглубже, то становится очевидно, что политическая линия у Л.И.Брежнева была. Она заключалась в том, чтобы сохранить преемственность в развитии страны, воздать должное уважение грандиозным преобразованиям, Великой Победе над фашистами, авторитету на мировой арене и отбросить все дурное — незаконные репрессии, концлагеря, диктаторские методы в управлении. Для проведения этой линии у него хватило воли и характера. В этом своем стремлении он не был одиночкой, отражал настроение определенных слоев народа. Переходная эпоха дала переходный тип политического лидера. Несмотря на свои пристрастия и симпатии, он понимал, что повернуть страну вспять нельзя, и старался уберечь ее от опасных поворотов влево и вправо. Однако в силу природной мягкости, недостаточной теоретической подготовки, слабости к аксессуарам власти (орденам, званиям, мундирам, дорогим подаркам и т.п.) он позволил разрастись эгоистическим устремлениям в ближайшем окружении, закрывал глаза на распространявшиеся вседозволенности и злоупотребления. И что особенно было чревато тяжелыми последствиями, — решительно сопротивлялся каким бы то ни было реформам, обновлению жизни, хотя все это в обществе назрело и перезрело.
Феномен Агитпропа. Я проработал в Агитпропе ЦК КПСС в общей сложности 24 года. Назначение туда в свое время для меня было сверхнеожиданным, но я воспринял это как воплощение юношеской мечты о том, чтобы нести в массы идеи правды и справедливости. Естественно, что с работой в Агитпропе у меня связано множество разных переживаний. В том числе радостных, осуществление задумок и планов, но также горьких моментов и разочарований. Но писать об этом я решился отнюдь не ради показа моих сугубо личных ощущений, а потому, что с работой в Агитпропе связано видение мною многих социальных процессов, коллизий, поворотов, и еще потому, что эта аббревиатура ведущего идеологического отдела ЦК КПСС — Отдела пропаганды и агитации — приобрела значение определенного общественного символа, толкуемого вкривь и вкось, очень залегендированного и мифологизированного.
Сейчас без особого труда можно найти почти в любом печатном органе суждения об Агитпропе как символе воинствующей партийности и пропагандистских штампов, но вместе с тем — пропагандистского артистизма и ловкости манипулирования сознанием масс, что порой ставится даже в пример незадачливым дилетантам, подвизающимся ныне на информационно-пропагандистской ниве. Обращусь к суждениям известного и уважаемого автора — члена-корреспондента РАН Георгия Хосроевича Шахназарова. Еще в статье почти пятилетней давности он писал: «Произошла, по существу, тотальная идеологизация всех сторон общественной жизни, при которой каждое слово и каждый поступок измеряются по шкале не практической пользы, а «идейной чистоты». Сама же Теория превращается в катехизис и, кстати, переходит в ведение Агитпропа. Она обзаводится традиционным набором всех религий: своим «священным писанием», каноническими произведениями и апокрифами, к которым относят работы сподвижников классиков (и даже их собственные), своими святыми, грешниками, еретиками и т.д.». По версии Шахназарова, идеологии, а стало быть, и Агитпропу подчинено все: политика, экономика, нравственность, отчего они очень страдают. Правда, для политики автор делает-таки исключение: оказывается, с равным основанием можно утверждать, что политика подчинила себе идеологию. Ведь именно из борьбы за власть и стремления сохранить ее любой ценой родились и само искажение сущности марксистской теории, и гипертрофирование места идеологии в обществе.