К тому времени был окончательно решен вопрос о моем переходе в Институт философии, состоялся об этом разговор и с Горбачевым. Он спросил, зачем это тебе надо? Я объяснил свои позиции: «Я уже давно половину своих сил и стремлений отдаю науке. Избрание меня членом-корреспондентом — признание этого обстоятельства. В Институте меня ждет интересная работа, здесь — нет». Его реакция была спокойная и деловитая: «Ну, что же... Может, так оно и лучше». Задержка моего перехода в Институт философии произошла сперва из-за доклада Горбачева, а потом — из-за приближающегося июньского Пленума ЦК по вопросам идеологии, где я возглавил бригаду по подготовке резолюции Пленума.
Мы заметили, что проведению Пленума придавалось какое-то преувеличенное значение. Может быть, потому, что во главе партии встали лидеры, так или иначе занимавшие идеологические участки профессионально, — Андропов и Черненко. Они, видимо, видели в идеологической работе важное, если не решающее, средство подготовки населения к осуществлению поворотных решений. Не случайно Андропов настойчиво подчеркивал, что идеологическая работа выдвигается на первый план.
И даже в содержательном отношении материалы Пленума ЦК вполне отразили всю неопределенность переходного времени, когда недовольство положением дел в стране было налицо, а новые идеи, цели и задачи, средства их достижения еще не определились с достаточной четкостью. Всем участникам той работы хотелось что-то изменить, сказать что-то новое, но что именно — в этом был большой разнобой и мало определенности. Эту ситуацию неожиданно очень четко обозначил Черненко — сам докладчик. Подводя итог очередного обсуждения, он заметил: «В общем, все за поворот, и всем ясно, от чего надо уходить, но вот куда и к чему идти — пока темно...»
Пленум состоялся 14—15 июня 1983 года. Большие надежды возлагались на речь Андропова. Но он был тяжело болен. Отказавшись от доклада, он выступил с небольшой содержательной речью, определив главные задачи в сфере идеологии и высказав ряд соображений о подготовке новой редакции Программы КПСС. Внимание привлекло положение его речи о том, что даже самая яркая и интересная пропаганда, самое умелое и умное преподавание, самое талантливое искусство не достигнут цели, если они не наполнены глубокими идеями, тесно связанными с реальностями сегодняшней жизни и указывающими путь дальнейшего движения вперед. А касаясь обществоведения, он подчеркнул, что необходим решительный поворот общественных, прежде всего экономических наук к реальным, практическим задачам, которые ставит жизнь перед нашим народом.
Очевидно, что Пленум прошел несколько преждевременно, когда перестроечное мышление еще не сформировалось достаточно отчетливо, чтобы стать мобилизующим фактором. К тому же его организаторы и вдохновители, с чьими именами были связаны основные замыслы и намерения, оказались вскорости вырванными из жизни болезнью. А через год-два Пленум был забыт.
Перед Пленумом ЦК меня вместе со Стукалиным принял Черненко. Ему был зачитан проект Постановления Пленума, который подготовила наша группа. О проекте от отозвался одобрительно: «Пока это самый лучший документ из всех, которые готовятся к Пленуму». Черненко я знал еще с конца пятидесятых годов, когда он работал в Отделе пропаганды заведующим сектором и был у нас секретарем партбюро, потом, когда он работал заведующим Общим отделом ЦК. Судя по встречам, он был в общем благожелателен и деловит, а в качестве лидера партии я представлял его с трудом. В конце беседы Стукалин напомнил, что после Пленума я иду в отпуск и выхожу на работу в Институт философии. Константин Устинович сказал: «Я знаю об этом. Хочу поблагодарить Георгия Лукича за плодотворную многолетнюю работу в Отделе пропаганды. Уверен, что и на новой работе ты будешь работать так же успешно, как и до сих пор. Желаю тебе успехов». Я поблагодарил его и вышел из кабинета.