Король сделал знак слуге, стоявшему до сих пор за спиною Рудольфа, и тот вышел. А через пару мгновений вернулся, принёс широкую скамеечку, снова вышел…
Но вскоре опять вернулся с длинными розгами и ведром воды. Рудольф непонимающе, но с бессознательным страхом оглянулся на отца.
–Сколько ударов ты назначил тому мальчишке? – спросил король. Не отец. Король.
Рудольф мог сказать о десяти, ведь изначально он сказал именно так. и только потом добавил ещё пять. Но Рудольф понял, что отец ждёт от него честности и ответил:
–Пятнадцать, ваше величество.
–Ложись, – велел король, указывая на скамейку. – Тебя никогда не секли. Что ж, опробуй. Может быть, испытав на себе розги, ты будешь аккуратнее в словах и решениях. Может быть, станешь спокойнее и не будешь гневлив.
Рудольф сглотнул. Ему казалось, что отец шутит. Не может же такого…
–Ступай, или тебя отволокут! – в голосе короля Вэлтора ни капли ярости. Холодный приказ, и Рудольф на ватных ногах подошёл к скамейке, неумело пристроился.
–В половину…нет, даже в четверть, – сказал король слуге. – Засечь своего сына я не желаю.
Слуга коротко ответствовал о том, что понял, свистнули розги, и тело Рудольфа обожгло отвратительной, мерзкой, всепоглощающей и едкой болью. Он, забыв о том, что обещал себе быть храбрым, закричал.
–Раз, – Вэлтор не отреагировал на его крик.
Слуга бил в четверть силы. Но Рудольф не знал этого. Он, всё-таки изнеженный, вообще представить не мог, что такое настоящий удар розгами, полученный от тех мастеров, что с одного удара рассекают до кости…
Пятнадцать ударов забрали все силы Рудольфа, он упал со скамейки в слезах, скуля и дрожа всем своим тельцем. Он не был похож сейчас ни на короля, ни даже на человека.
–Раны заживают, – отец бережно помог ему подняться с пола, поправил одежду, ласково провёл по щеке, стирая слёзы. – Все раны заживают, остаются лишь уроки.
***
–Да здравствует король Рудольф! Да здравствует король Рудольф! – это уже не толпа. это придворные, разодетые ради такого торжества побогаче, залитые духами, запудренные. Сейчас они его любят, и сейчас ждут от него того, что он, следуя политике своего отца, оставит их на прежнем месте. а если повезёт, то от молодости и неопытности своей, попадёт под чьё-нибудь нужное влияние, и тогда…
И тогда всё! Одно королевское солнце!
Советники перемигиваются – ради этого стоило пойти на преступление. Да и преступление ли? Нет, так, спасение. Спасение собственных душ и мест, которые желал отнять король Вэлтор, не то заподозрив что-то, не то устав от них. Кто этих королей разберёт?
***
–Позови кухаркиного сынка, – Вэлтор снова обратился к слуге. Король всё также приобнимал своего заплаканного сына, но рука его как будто бы стала тяжелее.
–Я не злюсь…не злюсь на него, отец! – Рудольф вдруг понял, что не просто так слуга не убрал скамеечку и разлохмаченные розги. Не просто так!
Ввели бледного, ни кровинки в лице, высокого и худого кухаркиного сына. Его имени Рудольф не знал. Он вообще не замечал до сегодняшнего дня этого мальчонки, который был старше его на две головы и на целую пропасть ниже по положению.
–Мать его плачет, ваше величество, – сказал слуга, – я её отшвырнул там.
Рудольф сжался в комочек. Что-то страшное произошло из-за него. Бедную женщину, ту самую кухарку, что умело творила обеды и всегда привечала его, Рудольфа, на своём кухонном закутке, всегда угощая его чем-нибудь сладким, отшвырнули лишь за то, что она пыталась не пустить сына.
И что будет с ним?..
–Мой сын, твой принц, – заговорил Вэлтор, отпуская руку с плеча Рудольфа, – велел дать тебе пятнадцать ударов розгами. Я не стану вмешиваться в справедливость и несправедливость его решения. Я приучаю его к ответственности, и я утверждаю его наказание.
Кухаркиного сына слуга толкнул на скамью:
–Живее!
И Рудольф не выдержал. Он бросился перед отцом на колени, взмолился:
–Прошу, отец! Не надо! Я снимаю наказание. Я не хочу. Не надо!
Это была историческая, дикая сцена – наследный принц заступался за сына кухарки. Жаль, некому было оценить это. Король на сына даже не взглянул, холодно промолвил: