Нечаев развел руками и, обреченно вздохнув, сел обратно в кресло. Галя села за стол, разгладила перед собой скатерть и замолчала, переводя взгляд с Тони на Нечаева.
— Значит, так, — начала она и опять замолчала.
— Мама, что произошло? — уже испуганно спросила Тоня.
— Ничего не произошло… Просто я сегодня в булочной познакомилась с одной женщиной. Зовут ее Лика. Она… Ее надо видеть… Как с журнала мод. Одета шикарно, а такая простая. Затащила меня сразу в кафе, и мне уже через несколько минут казалось, будто мы всю жизнь знакомы. Удивительно. Короче, она приехала из Москвы и ищет комнату на год. Готова платить любые деньги. Я и подумала: у нас такая материальная напряженка — ремонт давно пора делать, да и одеться всем надо… Чем она помешает, даже если на год?… Я и предложила у нас. Конечно, надо было сначала с вами посоветоваться, но…
— Мама, что с тобой?! — возмутилась Тоня. — Мы никогда жильцов не имели… И вообще… Пустить к себе в дом незнакомого человека. Прямо с улицы. Да еще на год. О чем ты думала? Папуля, как тебе это нравится?
— Мне совсем не нравится. По маминому описанию, она явная аферистка.
— Очень остроумно. Человек с просьбой обратился… Она сказала, что придет в пять, и вы увидите, какая она замечательная! Ну что вы на меня уставились? — уже с отчаянием спросила Галя. — Мы на ремонт никогда сами не соберем. Такие деньги! А Тоне зимнее пальто? Просто стыдно, в чем она ходит, — учительница все-таки… Ну хорошо. Давайте договоримся так: если она вам не понравится — по каким-нибудь причинам откажем, — уже примирительно закончила Галя.
— Договоримся, но с условием — в магазины не пойдем.
— Шантажист. Магазины — завтра, а она сейчас придет. Пойди лучше переоденься.
— Это еще зачем? — поджал губы Нечаев.
— Посмотрись в зеркало — поймешь, зачем.
— Даже в выходной жить не даешь, — вздохнул Нечаев и, встав с кресла, направился к лестнице. Проходя мимо Тони, он поцеловал ее в голову и, указывая на Галю, сказал печальным голосом:
— Твоя мать — диктатор.
— Подожди, Сережа. Это еще не все. Вот сейчас тебе совсем не понравится. Она, по-моему, новая русская.
Нечаев остановился и недоуменно посмотрел на Галю.
— Что значит «по-моему»? Эту публику ни с кем не спутаешь. Ты уж, пожалуйста, не хитри — тебе не к лицу.
— Ничего я не хитрю. Она другая… Ты увидишь. Я же знаю, как ты к ним относишься…
Отношение Нечаева к новым русским, да и вообще к происходящему в стране было не просто негативным, оно было по-настоящему враждебным. Он радовался и гордился, когда развалился Советский Союз. Вспоминая своего большевика-деда, он ожидал, что коммунистическую партию по крайне мере отменят, если не предадут суду, и в стране наступит настоящая демократия. Вместо этого в стране наступил полный хаос и беспредел. Народ как и был ничто, так им и оставался, а вот бывшая номенклатура и производственное начальство всеми доступными только им средствами стали присваивать себе страну. В их городе ярким примером происходящего в России был его бывший приятель и начальник отдела Калягин, который к концу восьмидесятых добрался до должности замдиректора химкомбината. Когда началась приватизация, он, лихо оттеснив нерасторопного директора, стал основным держателем акций комбината, а затем и единоличным его владельцем. Вскоре он приобрел еще несколько более мелких городских предприятий и стал неофициальным хозяином города. Свое отношение к Калягину Сергей перенес на всех новых русских и, как он считал, заслуженно.
— Все, что я прошу, — поговорить с ней, — продолжала Галя. — Ты можешь для меня это сделать?
— Не спекулируй на моих чувствах, Галча. Ты лучше скажи. Если она новая русская, то какого лешего она снимает комнату? Почему не снять номер-люкс в гостинице? Или в конце концов не купить гостиницу? Она что — жмот? — с вызовом спросил Нечаев.
— Она?! О чем ты говоришь! — засуетилась Галя. — Ты бы видел, как она в ресторане… Я ей тоже сказала, что у нас маленькая комната, что, может, ей лучше в гостинице… Она ни за что. Никаких гостиниц, только снять. Ей хочется именно в семье пожить… Имеет человек право на прихоть?
— Смотря кто. Я, например, себе позволить не могу, но это же новая русская.
— Ладно, Сережа, хватит уже. Надоело. Лучше иди переоденься.
Нечаев, тяжело вздохнув, направился к лестнице.
— Ничего себе жизнь пошла — с кем буду жить под одной крышей, — громко ворчал он, поднимаясь по лестнице. — Придется все нижнее белье поменять, парочку итальянских костюмов докупить, шелковых галстуков дюжину… Да маникюр-педикюр не забыть, а то неловко как-то…