Он уехал, а на следующий день утром все собрались. Я уже все понял и им говорю. Что у меня такой принцип. Я только руковожу, а с деньгами вы сами решайте!
Я только сумму, обещанную отстоял, а теперь вы уже, как считаете сами. Сказал и вышел, пошел к помощникам нашим. Вьетнамским ребятам. Сел с ними на корточки и говорим. Они прямо на меня, как на икону. Это же надо, ведь такое впервые у них на глазах, так оказалось. Чтобы работник огрызался и не пошел на попятную? У них так нельзя! И потом рассказали, что в армии почти нет наказаний. Только два предупреждения. Одно, потом второе.
— А дальше, что? — Спрашиваю. — Какое третье? Что за наказание? А они нахохлились, переглянулись и один, самый смелый из них.
— Третьего нет предупреждения! Ты, Жора понял? Не бывает его.
— Чего не бывает? Чего, для него?
— А ничего. И ему уже, будет все равно. И мы это знаем. А теперь и ты, знаешь. Ну и хорошо, что ты не вьетнамец!
Вышел из комнаты Лешка, зовет.
— Ребята решили, что всем поровну, а тебе, как руководителю, на двадцать процентов больше!
Вот так-то, господин босс!
— Ну, что же решили, так значит решили! А теперь давайте ко второму вертолету приступать.
Смотрю на моих ребят. Они словно воспарили. Еще бы, думаю, какую трагедию, можно сказать, пережили. Но в глазах уже вижу и поддержку, и решимость во всем мне помогать! Вот так надо себя защищать!
И не в деньгах, дело, а в достоинстве человека. Никогда не давай себя унижать!
Так держать
Захожу в мастерскую.
— Т…а…а…а…к! — Говорю. И совсем забываю, что у Леньки в помощниках этот самый Так и работает. Вот же привычка дурная и мне все время хочется именно с этих слов давать задание!
И как только говорю, то вижу, как он отложив работу, на меня устремляет свой взгляд, этот помощник Леньки, товарищ, которого и зовут Так, а не иначе!
— Жора, ты что-то хотел мне сказать? — Спрашивает.
И вот уже не один раз и все время так и Так!
Хорошо, что у всех остальных, как у самолетов имена. Этот Минь и тот Минх, а этот Мигх. Вот как у них, пойди, попробуй сначала запомни, а потом и не ошибись?
Сегодня у меня встреча с женщиной. Событие приятное и почти невероятное. Жена начальника цеха одного, учительница русского языка и потом ей ведь так и хочется блеснуть своими познаниями. Потому она у нас вроде бы за переводчика, но при этом учится у нас в произношении русских слов.
— Нет, скажи часы. Нет, не сасы, а часы. — Мучаю ее.
— А еще лучше скажи, жук! — Сук.
— Да не сук, на котором сидишь, а жук, который ползет.
— Ну, хорошо. Давай повторим жи и ши.
— Зи и сы.
— Да не зи, а жи, живот и живет, значит, дышит, пьет, радуется человек.
— А почему ты, Сора про сы ничего не говоришь? Что это значит сы?
— Ну, это… А почему тебе именно это надо знать? Давай лучше поговорим о звуках че и ща.
— Да, Сора, как сто, так ты мне все объясняешь, а вот про сы, ничего не хочешь скасать.
— Не хочу и вообще, это грубо. А зачем тебе это знать?
— Сотя бы потому, сто Генка все время так говорит ребятам. А они меня спрасывают, сто это за сы такое? Так, сто зе это? Это сто, грубо, как муськой пфуй.
— А это еще, откуда!? Что это за пфуй? Что, опять Генка так говорит? Вот я ему задам!
А про себя думаю. Это как-то обидно даже, что так предмет мужской гордости можно назвать. Ну, сколько же им говорить? Не ругайтесь при вьетнамцах, они и так все схватывают на лету. А то будет потом, как мне рассказывали ребята об арабах.
Работали наши в Каире, на авиабазе Каир-Вест, а там проходная с охраной из местных солдат. И мужики те, от нечего делать, взяли и одного араба научили гадким словам. А он и рад! На другое утро идут на работу, а потом ржут, дурачье. Особенно, когда мимо проходной наши женщины проходят. А потом их срочно к начальству нашему и кричат на них.
— Ну, что вы за идиоты, такие? Кто это Мамука научил?
А тот Мамук стоит и всем кто мимо. Извините за грубость, но слово это, матюг, потому все-таки, заменю его, на звезду. Так вот, Мамук тот стоит и всем кто мимо него.
— Давай, ……дуй!
Так, что мне надо еще раз как следует всем объяснить. И вот, что я понял, что мы уедем, а после нас не только вертолет останется тут, а еще этот пфуй!
Потому, что бы осталось больше хорошего и полезного, вот я и вожусь с ней. Она хоть и умница и красавица, а уже ухватила и вовсе не то, чему учу ее я, а тому, что все дети в садике умудряются расслышать и запоминать. А ведь она же учительница! Хотя такого русского слова, и не такого, как это сы, ей так же не выговорить, слава Богу. И потому, ну какая она учительница русского языка без этого, не русского, самого русского слова?
— Тосе мне усительница, русского ясыка!
Но в работе они молодцы, правда, все время пытаются меня обхитрить.
Вот и сейчас, все показал, рассказал и для убедительности даже сам приклепал.
— Вот усильте, еще вот так и приклепать! Понятно? — Головой кивают, а ведь и не разберешь? Понятно или не понятно, но посмотрим на них.
Через полчаса зовут.
— Сора! — Радостно коверкая мое имя, сообщает очередной Минх. — Ну, как?
Ругать их нельзя, особенно до обеда. После обеда, когда они раздобреют, то с ними можно и по строже. Но время еще до обеда и потому, ничего не говоря, сам беру усиливающий уголок, сверлю, бью первую заклепку, а потом, вижу, как тот Минх раскрывая глаза, смотрит, то на меня, то на то, что я проделываю. Особенно на то, как я, прикладывая более длинный уголок, и уже им этот новый подравниваю в единую линию с остальными, уже приклепанными уголками. Теперь все сверлю и клепаю окончательно. Минх сидит и молчит. Обиделся! Я ни слова не говорю, пока все проделываю. Закончил и говорю.
— Ну, что, оцени! Как я работаю?
Минх кряхтит, сопит, а потом говорит.
— Ну, сто ты все, смотри я такой?
— Ты ведь мне не говорил, сто надо вот так, и потому я криво прикрепил.
Пробую возражать, а тут и вся их братва подлезает. Ну, как же? Теперь будет представление для них! Но во время понимаю и делаю вид, что ничего кривого не замечаю. Говорю опять, обращаясь уже к ним.
— Вот, скажите, где тут красивее?
Они хитрецы.
— А кто это крепил, ты? — И показывают на уголок, что прикреплен криво.
Я понимаю их замысел и, разрушая его, говорю.
— Это крепил тот, кто вчера много пива пил! А у нас как говорят?
— Хочешь пива? Будешь писать криво!
Они сосредоточенно, все вместе переводят, а потом, уяснив, что же я имел в виду, хохочут!
— Жорка! А ты видно пил из другой бутылки! Потому, что Минх, ты знаешь, вчера очень много пива пил. И тебе не хватило! Он все выпил!
— Вот смотри, он как на борту вертолета написал!
И уже все радостно, с облегчением смеются, и друг дружке пересказывают очередное происшествие с уголком.
Но, к слову сказать, работают они отлично. Упорно и настойчиво, все время стараются сделать лучше, но не всегда это у них получается. И тогда они зовут меня. Обступят и ждут, напряженно переглядываясь, что я им скажу. А я ничего об этом никогда не говорю, а что-то новенькое и с шуткой расскажу. Это им очень нравиться и они потом довольные еще долго подначивают, незадачливого исполнителя. Взрослые уже, а ведут себя, слово дети малые! Ей, Богу!
Администрация решила сделать нам подарок и построила туалет с душем. Я пробовал посмотреть, как они это делают, но меня туда не пустили. Наконец они закончили и позвали меня принять этот объект. Вхожу и сразу же вижу, что все сделано по-вьетнамски. Посредине пола торчит стульчак, ничем не отгороженный, а вокруг, по стенам, стойки с душами.
— Ну и как? Как нам теперь этим всем пользоваться?
Они не поймут о чем это я. Начинаю им объяснять, что надо было стульчак у стены поставить, огородить, а уже после, от него отступив, душ ставить.
— Ведь, если я сяду, а ты начнешь мыться, то ты на меня будешь все время воду лить. Ты понял? — Говорю и вижу, что строитель ни в коем случаи не хочет соглашаться.