И петь учила чистым тономСтруна чунгура, что в тоскеОднажды лопнула со звоном,Меня ударив по щеке.
* * *
Есть три заветных песни у людей,И в них людское горе и веселье.Одна из песен всех других светлей —Ее слагает мать над колыбелью.
Вторая – тоже песня матерей.Рукою гладя щеки ледяные,Ее поют над гробом сыновей…А третья песня – песни остальные.
* * *
Напишите на своем кинжалеИмена детей, чтоб каждый разВспыльчивые люди вспоминалиТо, что забывается подчас.
На ружейном вырежьте прикладеЛица матерей, чтоб каждый разС осужденьем иль мольбой во взглядеМатери смотрели бы на вас.
* * *
Я ночью, бывало, с трудом волочуО камни разбитые ноги,А мама в окне зажигает свечу,Чтоб я не сбился с дороги.
С тех пор истоптал я немало дорог,В грозу попадал и в метели,И всюду далекой свечи огонекПомогал мне дойти до цели.
* * *
Сын ни один не умер от того,Что следовал отцовскому завету.Срубивший старый ствол минувшим летомПогиб, попав случайно под него.
Поступков глупых тот не совершал,Кто материнских слушался советов.Унес поток бурлящий прошлым летомТого, кто уши пальцами зажал.
Матери
«…Душу дома, маму, береги!»
Мальчишка горский, я несноснымСлыл неслухом в кругу семьиИ отвергал с упрямством взрослымВсе наставления твои.
Но годы шли, и, к ним причастный,Я не робел перед судьбой,Зато теперь робею часто,Как маленький, перед тобой.
Вот мы одни сегодня в доме,Я боли в сердце не таюИ на твои клоню ладониСедую голову свою.
Мне горько, мама, грустно, мама,Я – пленник глупой суеты,И моего так в жизни малоВниманья чувствовала ты.
Кружусь на шумной карусели,Куда-то мчусь, но вдруг опятьСожмется сердце: «НеужелиЯ начал маму забывать?”
А ты, с любовью, но с упреком,Взглянув тревожно на меня,Вздохнешь, как будто ненароком,Слезинку тайно оброня.
Звезда, сверкнув на небосклоне,Летит в конечный свой полет.Тебе твой мальчик на ладониСедую голову кладет.
* * *
Однажды утром мать меня спросила:«Сынок, скажи мне, быть ли вновь войне?Я нынче слезы видела во сне,Я слышу шум, я окна затворила».
«Не бойся, мама, этот шум иль шорохПускай твоих не беспокоит снов:То жабы квакают в своих гнилых озерахИ напугать хотят степных орлов».
* * *
Хоть и давно я слышал сказку эту,Она мне вспоминается опять:Взяв за руку, водил по белу светуСкорбящий сын свою слепую мать.
Он шел и шел и вылечил старуху,И свет дневной увидела она…Земля слепая, дай скорее руку,Пойдем со мною, ты прозреть должна.
* * *
Воочью, так горцы считали,Нас мертвые видеть должны,Когда у надгробий в печалиМы с левой стоим стороны.
Гора не сойдется с горою,Но властвует память времен,Поэтому к мертвым пороюЖивые идут на поклон.
Наверно, я был бы не в силе,Венчая молчаньем уста,Прийти к материнской могиле,Будь совесть моя нечиста.
И, мать навестив на кладбище,Когда ухожу не спеша,Я чувствую: сделалась чище,Спокойней и глубже душа…
Утешится, кто безутешен,Как сказано в древних стихах,А кто перед мертвыми грешен,Еще повинится в грехах.
И образ мне видится милый,И даже в далеком краюЯ в мыслях пред отчей могилойПо левую руку стою.
Мама
По-русски «мама», по-грузински «нана»,А по-аварски – ласково «баба».Из тысяч слов земли и океанаУ этого – особая судьба.
Став первым словом в год наш колыбельный,Оно порой входило в дымный кругИ на устах солдата в час смертельныйПоследним зовом становилось вдруг.
На это слово не ложатся тени,И в тишине, наверно, потомуСлова другие, преклонив колени,Желают исповедаться ему.
Родник, услугу оказав кувшину,Лепечет это слово оттого,Что вспоминает горную вершину —Она прослыла матерью его.
И молния прорежет тучу снова,И я услышу, за дождем следя,Как, впитываясь в землю, это словоВызванивают капельки дождя.