— К какой операции? — встает Клирашев. — Вы с ума сошли? Ему семьдесят пять лет!
Это плохо. Это очень плохо. Бодаться с Клирашевым — это примерно как попытка Моськи укусить слона. Абсолютно не к месту в голову лезет мысль: как звали слона — не помнит никто, Моську знает весь мир. Но бодаться с Клирашевым бесполезно. На все мои доводы, что пациент, несмотря на возраст, здоров, он ответит контрдоводами, которые легко можно обнаружить в любой истории болезни.
— …У него сахар — пять и девять! — продолжает Клирашев. — У него дивертикулез прямой кишки! У него была язва желудка.
Можно сказать, что его смотрел эндокринолог, диабета нет. Можно парировать, что дивертикулез не противопоказание. Вполне резонно можно возразить, что язва желудка в ремиссии, двадцать лет назад зарубцевалась и никогда не беспокоила пациента… Можно, наконец, сослаться на новый европейский гайдлайн, в котором увеличен пороговый возраст… Но… Интересная штука — мышление. Оно вдруг без моего участия выкидывает в зал вопрос. Вежливо выкидывает, надо отметить.
— Скажите, пожалуйста, Митяй Алеханович, а сколько вам лет? — Некорректность вопроса доходит до сознания, я краснею и умолкаю.
Пауза.
— Оперируйте, — вдруг зло и резко бросает Клирашев, встает и выходит.
— Диланян, это было подло, — уже в ординаторской говорит Слава. — Этот пациент что, твой родственник?
— Нет. А почему подло?
— Потому что Клирашеву семьдесят два и у него повышение ПСА, — тихо отвечает Слава. — И ты об этом отлично знал.
— У него, Слав, всего лишь обострение хронического простатита и аденома. Раком и не пахнет. Я сам делал биопсию, — кидаю на стол ответ гистологии. — Так что, перед тем как сказать про подлость в следующий раз, ты подумай.
Операция. Лапароскопическая радикальная простатэктомия. Острый послеоперационный панкреатит. Три подряд бессонные ночи, постоянный контроль амилазы. «Октреотид», лекарство, от которого пациента мутит. Острый пиелонефрит, антибиотики. Александр Тимофеевич упорно не хочет вставать с постели: слабость, нежелание жить.
Нервы. Собрать их в кулак, сжать. Побриться, помыться холодной водой. От кофе уже тошнит.
В палату.
— Александр Тимофеевич, здоровый мужчина не должен днем лежать в постели! — Несмотря на справедливость этих слов, я бы сейчас лег рядом с ним и уснул до его выписки. — Стул был?
— Был.
— Температура?
— Нет.
— Улыбнись мне, Александр Тимофеевич. — Не знаю, почему, но сейчас «вы» прозвучало бы нелепо. — Улыбнись, все у тебя хорошо.
— Слаб я…
— Встаньте, походите, начинайте питаться — все пройдет. Ну-ка! Встали!
Куда там старому, немощному человеку сопротивляться веселому задору молодого доктора?
Сегодня я тебя выписал, Александр Тимофеевич. Выписал здоровым. И завтра я получу гистологию послеоперационного материала, где будет сказано, что все удалено чисто, а в лимфоузлах метастазов не обнаружено.
Я в это твердо верю. А ты, Александр Тимофеевич, готовься. Через двадцать лет, на твое девяностопятилетие я собираюсь выпить водки.
* * *— …Бюрократию на потом. Пожалуйста. — Грузный мужчина изо всех сил старается не кричать. Он натурально воет сквозь сжатые зубы. Скулы выступают, кажется, сейчас раскрошит себе зубы.
— Одну вашу подпись. Пожалуйста, это ваше согласие на обследование и лечение. Я потом заполню…
За час до…Душно. Открыты нараспашку все окна, но это, скорее, добавляет духоты. Душа ноет в предчувствии неспокойной ночи в относительно спокойном, практически неэкстренном госпитале. Ну, что может к нам поступить? Почечная колика? Справлюсь. Аппендицит? Холецистит? Панкреатит? Справлюсь. Ножевую сюда не привезут, а если и случится, что местные солдаты друг друга… Тогда пугаться не будет времени. Как не было времени пугаться в районной больничке с иглодержателем без бранш, когда привезли солдата с двумя литрами гноя за почкой… Анестезиолог не хотел давать наркоз, пусть умрет без нас, говорил… Умрет же сейчас… Вот сейчас и умрет… Выжил, но я до сих пор подозреваю, что выжил он скорее вопреки моим действиям… Язву с кровотечением не привезли бы… Роды — это точно не к нам, у нас из всего акушерского оборудования — одна щипца. Нет, нет, не оговорился. Просто не знаю, как назвать щипцы с одной браншей. Зато есть литература по теме. Фотография обложки книги под названием «Искусство повивания, или Наука о бабьем деле». Этой обложкой начмед бравирует, когда в госпитале некие темные личности пытаются провести тендерные сборища. «Бабы, повивайтесь! — рычит он. — Бабьим делом займитесь!» Бабье дело, по его глубокому убеждению, состоит в поминутном угадывании и исполнений желаний мужчины.
За 45 минут до…