— Ну, Оганес, успокойся, — отмахивался Изя, — мы не в Армении. Если бы она была еврейкой, я был бы счастлив! А так, неизвестно кто я, по еврейским законам — русский, по русским — еврей.
— Билят! У-э-э-э! — бушевал Диланян, не понимая, как человек может испытывать что-либо к своей матери, кроме нежности до слез, безграничной любви и фанатичного уважения.
— Оганес, хочешь, я тебя отвезу в синагогу и покажу, каким должен быть настоящий еврей? — попытался сменить тему разговора Изя.
— Ызя! Если ти еще хот адын раз падумаэшь про сваю маму плохо, я тэбэ рукы не дам! Ти не будэш ымет мэсто на моем глазу! — Волнуясь, Диланян всегда начинал мыслить по-армянски.
— Ладно, Оганес, извини.
— Чэго ызвыны? Каго ызвыны? Ти пэрэд мамой ызвыныс! — Диланян пришел в такую ярость, что хлопнул кулаком по столу. Мраморному столу анатомички это было безразлично, а брызги формалина полетели во все стороны.
— Я понял. — Изя не знал, куда отвести взгляд, ему было жаль испорченную формалином рубашку, но он боялся, что в его глазах Диланян прочтет безразличие к этому разговору. — Давай поедем сегодня в синагогу?
— Давай, Ызя, может, это тэбя абразумыт.
Синагога— Смотри, Оганес, это синагога. Зайдем?
— Ызя… Братан… Скажы, ти в православную цэрков ходыш? А в мэчэт?
— Ну, я там тебе все покажу…
— Нэт, Ызя, там луды молятся, я ым мэшат не хачу.
— Вот смотри. Каждый еврей, который сюда ходит, знает наизусть Тору! Знает все традиции! Евреи чтят иудаизм! А большинство христиан вообще не религиозны! — Изю несло так, как будто он сидел на ток-шоу и доказывал всему миру, что иудаизм — единственно верная религия.
— Ызя, давай ми нэ будэм аб этом гаварыт, да? — попросил Диланян, понимая, что не стоит давить на больной нерв Изиной религиозности.
— Смотри, каждый еврей перед входом целует пальцы и прикладывает к этой штуке на воротах. Знаешь, что это означает?
И вдруг… Ваш покорный слуга просто уверен, что нижеописанное происшествие было знаком свыше, проявлением нелюбви господа к спеси и высокомерию.
К синагоге, да простят меня все евреи, подошел новый русский. Именно карикатурный новый русский. В малиновом пиджаке, в черной водолазке, с голдой поверх водолазки, с мобилой в руках, с массивными кольцами на пальцах. Подошел, растерянно покрутил в руках мобилу, огляделся вокруг, посмотрел на евреев в пейсах и кипах… Широко и размашисто перекрестился и попытался войти внутрь…
Его остановили гомерический хохот Диланяна и возмущенные евреи. Если на хохот он не обратил внимания ввиду его нефизического воздействия, то на физическое воздействие нескольких евреев не обратить внимания он просто не мог.
— Отпустите, суки! Я потомственный еврей! Мою маму зовут Сара! Дайте в храм божий зайти! — матерился новый русский. — Говорил мне папа: «От жидов добра не жди!» Я исповедаться хочу! Мне причаститься надо!
…Истеричная икота Диланяна прошла часа через полтора. На Изю страшно было смотреть, он как будто еще больше уменьшился в росте, как-то скукожился, и на лице его явно читалась обида египтян, обнаруживших, что у них разом увели всех иудеев…
Изя и этнические группировкиСмех и издевательства окружающих антисемитов Московской медицинской академии наполняли душу Изи черной тоской. Он был ленив для чтения и хотя бы поверхностного ознакомления с основами иудаизма. По сути, иудаизм нужен был ему лишь для проформы, лишь для отличия от окружающих. Он жутко завидовал Диланяну, который, будучи увлеченным изучением религий, мог дать пространный, обоснованный авторитетной религиозной литературой и исчерпывающий ответ на любой вопрос в возникающих религиозных дискуссиях. Шеева он вообще терпеть не мог ввиду того, что тот, будучи действительно ортодоксальным православным, полностью вовлеченным в церковную жизнь, придерживался христианских догм и принципов, соблюдал пост и редко ввязывался в подобные разговоры. Ярослав вызывал его бешенство обидными шутками. Особенно злило Изю любимое высказывание Ярика.
— Там, где прошел армянин, еврею делать нечего! — глумился Ярослав, видя бесполезные потуги Изи без помощи дяди Вовы сдать тот или иной зачет. — Учись, Изя, учись!
Изя начал поиск людей, на умы которых он мог влиять…
Кавказские этнические группировки в то время были в любом мало-мальски престижном институте. Черные головы при взгляде сверху, как правило, образовывали круг, внутри которого тлели окурки, возникали геометрически правильные фигуры из шелухи семечек подсолнуха и ядовито-зеленой слюны. Старое здание анатомички не раз сотрясал их громогласный смех, поднимающийся дым редко когда напоминал сигаретный… Костяк схожей группировки в Московской медицинской академии в конце девяностых составляли грузины и таты. Пикантная особенность: таты — это горские евреи Кавказа. Распространены в горах Грузии и Азербайджана.