Залпы, ложащиеся вокруг меня, толкали ударной волной, заливали водой и осыпали чем-то, по ощущениям похожим на кинутый с силой щебень – больновато, но терпимо. Мое человеческое зрение странным образом объединилось с глубинным, дав необычную, но эффективную картину словно подсвеченных контурами своих и чужих, причем неважно кто и где находился – в режиме «полной развертки» я видел и ощущал всех подобно круговому зрению.
И особо жирным ореолом, как прицельной меткой, пылал вожак противника.
«Ну, только дайте до вас добраться…»
Дистанция сократилась до трех десятков метров, потом до двух и…
Вылетев из-под воды, на меня рванули два эсминца, но я видел их атаку с самого начала и легко увернулся от первого, тут же издырявленного прямо в воздухе «Атлантой», а от второго отмахнулся позаимствованным секачом, глубоко пропоров ему бок. В то место, куда рухнула истекающая черным туша, тут же влетело несколько снарядов от «Ашигары» и две торпеды от «Акидзуки», вскинулось несколько водных столбов – и через миг вражеская отметка угасла.
Но тут в дело вступила их альфа-особь, тяжелый крейсер, понятно кого выбрав мишенью. От выстрела с такого расстояния мне было уже не увернуться, но не своей памятью я четко знал – чтобы убить или вывести из строя меня нынешнего, ей потребуется гораздо больше усилий, чем пара-тройка залпов в упор.
Взрывов я даже не услышал, на пару долгих секунд оглохнув в сдвоенной зеленоватой вспышке, и слыша в ушах лишь собственное сердцебиение. Два одновременных удара в грудь и живот чуть не согнули меня пополам, прилично затормозив и выбив воздух из легких. Мотнув головой и с хрипом выдохнув, я снова пошел вперед и, получив еще один мощный и чувствительный удар в плечо, окончательно рассвирепел и вышел на дистанцию вытянутой руки.
Вот в жизни никогда не занимался ни фехтованием, ни еще чем подобным, разве что рубить дрова доводилось, но тут никакое искусство было и не нужно. Как говаривал Энцо Феррари – «Аэродинамику придумали те, кто не умеет делать мощные моторы!»
А если есть сила…
«Нннна!…»
Матовый вороненый клинок со слегка более светлой режущей кромкой, почти не встретив сопротивления, рассек дернувшийся прикрыть своего флагмана легкий крейсер наискось, от ключицы до пояса, попросту развалив тело на две неравных половины.
Не обращая внимания на забрызгавшую меня липкую черную жидкость, я замахнулся еще раз.
Флагман попыталась закрыться, повернувшись и выставив орудия из башни на плече, но опустившееся лезвие влегкую срезало и пушечные стволы, и само плечо вместе с рукой.
Пронзительный визг ткнулся в уши, как острая игла. Я уже отчетливо чувствовал, что Глубинная, ставшая хозяйкой этой стаи и опрометчиво решившая напасть на всех нас, уже не чувствует ничего, кроме страха и боли. Есть ли в мире Глубинных милость на поле боя? Возможно, среди равных и есть что-то похожее, но вот когда крейсер атакует Химе…
«Непростительно…» материализовался в голове приговор, и следующий удар отсек и вскинутую вторую руку, и беловолосую голову. Залитое черной и светящейся жидкостями тело повело вбок, её колени подломились и Глубинная осела в волны, медленно начав погружаться.
Бой закончился – и из ушей, в которых до этого будто отбивали ритм боевые барабаны, словно вынули затычки, возвращая звуки плеска волн, порывов ветра и легкий шум близкого прибоя. В крови понемногу затихал адреналиновый – или что там сейчас у меня? – шторм, а в руке подрагивал заляпанный черно-голубой кровью тесак.
На сине-голубой поверхности моря, усеянной расползающимися чернильными пятнами погибших глубинников, остались только я, канмусу и мои подопечные. Несколько оставшихся в живых «диких» во все лопатки удирали в открытый океан, но преследовать их никто не собирался. И ещё одна небольшая группа Глубинных, мелькавшая почти на пределе «видимости» – возможно резерв, не ставший вступать в бой после гибели вожака, – тоже удалялась.
Девушки уцелели все, даже обошлось без серьезно раненых, а вот моя стая не досчиталась четырех эсминцев – двух из числа влившейся охраны подводного «цветка» и двух из примкнувших ко мне вместе с легким крейсером Цу.