И вот как раз осознание оживших и вполне себе материальных – и смертоносных, – плодов чьей-то фантазии, воплотившихся в каком-то параллельном или перпендикулярном мире, и отвесило моей вере в полную рациональность Вселенной изрядный пинок.
Но тут, как говорится, имеется и нюанс – если есть Дьявол, то обязан быть и Бог. И если наш «Ямал», просочившийся в неведомые дали через какую-то спонтанную или злонамеренную червоточину мироздания, был порван на куски Глубинными, то значит, в этом мире есть и их антагонисты – Девы Флота, являющиеся воплощениями тех или иных боевых кораблей минувшего века. И что-то мне подсказывает, что, скорей всего, именно кто-то из них меня и вытащил из моря.
Попытавшись подняться, я закряхтел – спина все-таки ощутимо побаливала. Но, завернувшись в одеяло, все же сел, заодно и обнаружив свою одежду – сухую, но всю в соляных разводах, – на спинке в изголовье. Потом взял с тумбочки бутылку с водой и, на всякий случай понюхав, принялся цедить ее мелкими глотками.
«Шикарно…» – вода, пусть и теплая, убрала во рту стойкое ощущение мексиканской пустыни с кактусами. А я, распахнувшись, начал беглый осмотр себя, любимого.
«Вроде все на месте…» – тело, покрытое ссадинами и царапинами, было местами обработано йодом, местами заклеено пластырем. Оба локтевых сгиба красовались несколькими точками от внутривенных инъекций.
– Наркоманы… – повторил я любимое ругательство старпома «Ямала» и обратил внимание на правую ладонь. Кожа на ней была заметно светлее, чем на левой, как бывает после долгого пребывания в воде, но никакого дискомфорта не доставляла.
«И что это вчера такое было?» – вспомнил я гипнотизирующий взгляд глубинной Химе и тянущуюся ко мне руку, горящую призрачным огнем.
Но тут от мыслей меня отвлекла скрипнувшая дверь, снаружи ударил яркий солнечный свет, на порог моего обиталища кто-то шагнул, и я снова запахнулся в одеяло.
Вошедшей девушке было лет восемнадцать-девятнадцать на вид. Средней длины волосы, собранные в два хвоста над слегка оттопыренными ушами, изначально были темно-русыми, но, видимо, от солнца и морской воды выгорели и стали похожи на мелированные, чередуя светлые и темные пряди.
Нормальное, симпатичное лицо, загорелое, на переносице прямого, аккуратного носа видны редкие веснушки, разве что глаза закрывали большие зеркальные солнцезащитные очки.
Сама гостья – хотя нет, скорей всего, хозяйка, – имела рост где-то на полголовы ниже меня, крепенькая на вид, и была одета в какую-то разновидность тропического обмундирования в светлой серо-голубой камуфлированной расцветке – просторные шорты до колена с набедренными карманами и форменную рубашку с нагрудным погоном с парой косых полосок и одной звездочкой. Правда рубашка эта сейчас была совершенно по-граждански наполовину расстегнута, демонстрируя серую футболку и круглившуюся под ней грудь. На ногах с перебинтованной правой голенью, красовались не самые новые пустынные берцы из толстой ткани и давно посеревшей когда-то бежевой кожи.
– Ха! А эта зазнайка говорила, что ты не очнешься! – с порога довольно хмыкнула девица, поправила брезентовую сумку на плече, сунула руки в карманы и зашла внутрь. Сказано это было по-английски, и ее речь имела довольно узнаваемый акцент южных штатов США .
Вслед за ней на пороге возникла девушка-азиатка. Приблизительно такого же возраста, что и американка, чуть повыше, с открытым лбом и черными волосами до плеч, она была в такой же одежде, разве что одетой более аккуратно и по уставу. Она встала на пороге и не сводила с меня внимательного взгляда.
– Ну, как самочувствие? – тем временем спросила первая.
– В пределах нормы, – ответил я. Английский я учил, и довольно старательно – что это за моряк без знания международного языка наиболее вероятных противников? – так что попади я на необитаемый остров напару с кем англоязычным, то философские диспуты вести с ним я бы, конечно, не взялся, но вот понять, что хотят от меня и сообщить, чего хочу я, смог бы без труда. Да и анекдот какой несложный легко бы рассказал.