ж чуть сознание не потерял, вдруг осмелев, он начал говорить. - Пожалуйста, не надо, только не её, я всё скажу, - он не до конца понимал, что от него требуется, но хоть что-то лучше, чем ничего. Но тут зашёл Скотт, с двумя моими людьми. - Мы осмотрели всё, и уничтожили всех, сэр, теперь здание чисто, - и опять он всё сделал прекрасно, у меня была мысль повысить его именно за это, уж я-то мог это сделать, но мой друг может не одобрить. - Прекрасно Скотт, - я на минуту отвлёкся, депутат никуда не убежит. - Что ж, а теперь вымажете всё их кровью и жиром, полиция не узнает об этом, и все будут довольны, правда, подопытный господин? - Я ехидно обратился к депутату, он посмотрел на меня, словно умирающая собака, и побоялся дать голос, он отвернулся только, в знак того что не хочет иметь с нами ничего уж общего, но тут внезапно осмелел и просветлел. - Боюсь, вы уже не успеете, полиция прибежит сюда с минуты на минуту, уж я-то об этом позаботился, вы не уйдёте отсюда живыми, - депутат заметно, и совсем не к добру стал злорадствовать. Но я тоже посветлел, у нас тогда был план на всё, и сейчас он тоже был. - Это очень хорошо, - к удивлению депутата я даже заулыбался, он сейчас в своём кресле выглядел, как дохлая крыса. - Тогда Скотт, заприте двери всем что есть, потяните время, Харом, полей бензином, что мы принесли, всё уже здесь и зажги. Мы отсюда уходим. - Стоп, а меня кто развяжет? - Депутат был в бешенстве, - вы не имеете права, да я вас с дерьмом сожру! Развяжите меня, недоноски! - Он был в ярости, даже нет, это была не ярость, отчаяние. Знал бы он, каково оно, отчаяние. Скольких людей он отправил на шахты, скольких заставил сесть в тюрьму и совершить суицид, а теперь пишет закон «о правах человека», в котором утверждает, что все и всё может их нарушить. Вот что делает его преступником, вот почему его нужно уничтожить, это затянувшееся дерьмо которое перерастает в раковую опухоль. Избавиться от этого, будет правильно. Скоро мы исправим все его дела, это проще простого. - А зачем тебя развязывать, ты и сам справишься с законом, кстати, - вдруг в мою голову, пришла идея полить бензином все ценные бумаги, чтобы тот как сучка визжал, когда мы будем уходить. - Думаю, вам они больше увы, нужны не будут, да и закон у вас паршивый, лучше бы что-нибудь путное придумали например, бесплатные леденцы с корицей всем кто входит, был бы не самый привлекательный, но резон, чтобы войти в это ваше здание, - я насмехался, но это уже было от души. - Наглые твари! Чтоб вы сдохли! - Начальник, может, убьём его? Слишком много болтает, - Скотту, который не выносил когда кричат, это было совершенно уж приятно. - А почему бы и нет, хорошая идея, Скотт, - я снова выхожу из себя, я это почувствовал, но не стал останавливать процесс. - Но прежде, мы разорвём на части его гнилой мозг, разбив в дребезги его здравомыслие, и испоганив тело до такой степени, что самый заезженный инвалид покажется здоровым по сравнению с этим. Нам нужен мясницкий резак, давайте разрубим мясо, и сделаем его существование крайне невыносимым, - Скотт и ещё двое пытались меня остановить схватив за спину, но я отшвырнул их, похоже, это было больно. Я приступил к превращению депутата в салат. Уже не могу вспомнить процесс, я находился словно в состоянии алкогольного опьянения, всё было таким забавным. Мне нравилось то что я делал, я изучал, но я не знал названия никаких органов, я даже не смотрел что из них причиняет больше боли или убивает. Мне просто нравилось, когда мои товарищи снова попытались меня оторвать от этого ужасного, граничащего с одержимостью процесса, они увидели самую отвратительную картину в своей жизни, как они мне рассказывали: «Это был, похоже, не человек, то есть - мы знали, что это вы, просто, это не вписывалось не в какие реалии. Лицо словно у мертвеца с обвисшей плотью и впалыми щеками, злобный оскал и полностью раскрытые глаза, зрачки тоже увеличены. Будто это было существо из другой вселенной. Тогда мы испугались, но это было не то, что вы нам говорили, вы говорили «всё что вы видите - реально, всё что должно остаться за гранью реальности - ложь», и мы увидели это, но тут же вы словно и не превращались в это - уродливое, омерзительное создание, желающее только резать и любоваться. Вы, что вы такое? Нет, не рассказывайте, если это вы - наш генерал, мы не хотим знать ничего, вы - это вы, а то существо... Пусть останется за гранью, это ложь, верить в это невозможно, даже если это единственная и неотвратимая правда, что только существует» это были, пожалуй, самые приятные слова что только можно услышать от своих подчинённых. Выходит, не так уж я и плох, в роли генерала-то, если обо мне такое говорят, а то - не люблю давать им повода усомниться в моей непревзойдённой силе, и часто делаю всю работу сам. Мы с ребятами отправились наверх, там был всего один наш человек, но ему, к сожалению, не достался не один охранник, ох, как же он жалел, но я ему в таком случае, пообещал дать расстрелять охранника в следующий раз. А он к нашему удивлению, будет, и будет таким как надо, достаточно приятным, ну и с изюминкой конечно, как мы это любим. Я душа компании, меня как это у нас заведено, называют немного психом, я это понимаю как дань уважения, и, конечно, я так и подумал сейчас. Но это было совсем не дань того, что я больше всего люблю. - А вы, мой генерал, действительно немного поехавший, - дерзкие слова одного из моих подчинённых никаких эмоций у меня не вызвали. - Да, иногда, я просто, схожу с ума от этого мира, отвратительно что Саволла взяв на себя бразды правителя этого мира, разрешает таким ублюдкам здесь разгуливать, это ведь не парк развлечений, где обычно просят за деньги посмотреть на подобных уродцев. Мы - уничтожаем дерьмо, с которым сам Саволла не способен справиться, разве мы не благо несём для этого мира? Они никогда этого не поймут. - Я облил всё горючей жидкостью, мой генерал, прикажете зажечь? - Да, зажигаем братья, кинь зажигалку! Мы полетим на дельтапланах, как говорил сам Леонардо да Винчи «только огонь, в помощь этой летающей машине, способен взметнуть её в воздух», говорил, он, естественно о дельтапланах. Теперь, давай полетим, думается мне, уже начали штурмовать здание, ох и зажжём мы этой ночью и блюстителям закона достанется, но это для благого дела, они просто попадут под горячую руку, зажигай, Скотт. И Скотт зажёг, здание в один момент загорелось, он кинул зажигалку чем-то её наполнив прежде. Огонь был поначалу зелёным, потом изменился на ало-красный, а потом вообще стал чёрным, тогда всё и закончилось. Конечно, всё это время мы летели, и лишь немногие смотрели на это, наслаждаясь видами. Я не смотрел, мне было всё равно, меня кликали посмотреть, но я не стал, просто так, потому что не хотел. На другой крыше, куда мы хотели приземлиться, не было ничего, куда бы мы могли спуститься. Куча полиции, это и не в наших, и точно не в интересах граждан, слава Саволле, Скотт уничтожил все улики, что могут свидетельствовать против нас. Теперь нам бы уйти, хотя если мы этого не сделаем, тогда против нас будем свидетельствовать мы всё же сами, но кем бы я был, если бы у меня не было запасного плана. Сейчас в городе было глубокая ночь, и полиция вряд ли бы заметила нас летящими, а если бы мы летели не далеко, это бы было более интересно, и будоражило бы нервы, адреналин бы подскочил до неведомых вершин. И мы взялись за дельтапланы, они были настолько лёгкими, как раз, чтобы доставить нас к тому балкону здания через пару кварталов. Я и раньше этот дом видел, там живёт семья, отец и мать, это взрослые, а из детей маленькая девочка, вот сейчас мне хотелось бы туда приземлиться, я предварительно сообщил своим людям, чтобы в тот момент, когда мы там окажемся, немедленно отключали инстинкты убийцы которыми я с ними поделился, метка Чужого, увы, на мне, и чтобы они ничего не портили. А кое-кого я предупредил, что если попытаются хотя бы кого-то из них изнасиловать, убью сразу же, без раздумий. Я был самым для них ужасным командиром, и это звучало как угроза мгновенного лишения жизни - тихо и спокойно, но они знали, что я не люблю убивать тихо и спокойно. К тому же придётся познакомиться с безумным Кроули, и это фраза сразу же всех и ставила по стойке смирно.