1. ГЛАВА XXVIII
АРИСТОФАН В ЛОНДОНЕ
Non duco contentionis funem, dum constet inter nos,
quod fere lotus mundus exerceat histrioniam.
Petronius Arbiter.
Я не тяну веревку раздора, ибо решено, что почти
все актерствуют на свете.
Петроний Арбитр {*}.
{* Метафора, очевидно имеющая в виду, что двое тянут веревку, каждый в свою сторону. Я не вижу тут, как иные, связи с Горациевым: “Tortum digna sequi potius quam ducere funem” (“Им не тащить ведь канат, а тащиться за ним подобает” {210}), метафорой, имеющей в виду буксир или подобное устройство, где кто-то тянет кого-то. Гораций применяет это к деньгам, которые, по словам его, должны быть рабом, но не господином владельца. (Примеч. автора).}
“Весь мир - театр” {211}.
Шекспир
En el teatro del mondo
Todos son representantes {*}.
{* В театре мира - все актеры (исп.) {212}.}
Кальдерон
Tous le comediens ne sont pas au theatre *.
{* Не только тот комик, кто на сцене (фр.).}
Французская пословица
Пошли дожди, а за ними оттепель и теплые ветры. Дороги подсохли для съезда гостей, участников Аристофановой комедии. Представление назначили на пятый день рождества. Театр озарялся множеством свечей в хрустальных канделябрах, а сцену освещали лампы. Кроме компании, гостившей у мистера Грилла, сюда съехался весь цвет окрестных мест, и, таким образом, были заняты все полукруглые ряды, правда, не голых каменных скамей, но достаточно уютно устроенных с помощью спинок, подушек и подлокотников удобных сидений. Лорд Сом был непревзойден в роли театрального распорядителя.
Занавес, которому не надобно было падать {Афинский театр под открытым небом не мог иметь падающего занавеса {213}, ибо он портил бы сцену. Его поднимали снизу, а когда он был не нужен, он оставался невидимым. (Примеч. автора).}, поднялся и открыл сцену. Действие происходило в Лондоне, на берегу Темзы, на террасе дома, занятого обществом спиритов. В центре была арка, и сквозь нее видна улица. Грилл спал. Цирцея, стоя над ним, открывала диалог.
Цирцея: Грилл! Пробудись и человеком стань!
Грилл: Я крепко спал и видел чудо-сны.
Цирцея: И я спала. А долго ль, угадай?
Грилл: Часов четырнадцать - садится солнце.
Цирцея: Три тысячелетья.
Грилл: Вот это дрема!
Но где, скажи, твой сад и твой дворец?
Где мы?
Цирцея: Поверишь ли, когда-то
Здесь лес стоял, прозрачная река
Стремилась к океану через дебри.
Теперь же здесь, благодаря трудам,
Среди жилищ отравленный поток,
Повсюду сея смерть, дыша зловоньем,
Грохочет, пенясь.
Грилл: Что там, вдалеке?
Какие-то нелепые громады?
Цирцея: Дома, печные трубы и суда -
Все изрыгает черный, смрадный дым.
Двуногие и лошади снуют
С утра до вечера - весь день в погоне
За прибылью, а то за наслажденьем.
Грилл: О Вакх, Юпитер! Ну, столпотворенье!
Бездумно, словно тени, все порхают:
Наверно, то же зрел Улисс в Эребе.
Но нечему мы здесь?
Цирцея: Восстали вдруг
Властители невидимого мира
И нас призвали.
Грилл: Но с какою целью?
Цирцея: Сейчас расскажут. Вот они идут.
А с ними стол мистический. О, ужас!
Вот заклинанья произносят. Ну, смотри!
Входят спириты. Вносят дубовый стол.
I. Осторожней со столом -
Чтоб кружился он волчком.
Брат с особенным чутьем
II. Пусть круг магический найдет.
Коснется центра в свой черед,
Чтоб месмерическая сила
Стол дубовый закружила.
III. Вот послышалось шипенье -
Началось столовращенье.
Посвященные поймут -
Духи дерева поют.
Все: Вызываем мы Цирцею!
Цирцея: Вот я, братья-чудодеи!
Но к чему дубовый стол
И гаданья произвол?
Я пред вами во плоти -
Всякий может подойти.
Трое: Это что за благодать:
Глаз не в силах оторвать!
Волосы - златой поток,
Ниспадающий до ног.
Лик - сиянье красоты,
Дочерь солнца - вот кто ты!
С ужасом тебя мы зрим.
Цирцея: Грилл, теперь ты нужен им.
Трое: Волею твоею он
В образ хряка заключен.