Никто за столом, кроме меня естественно, не удержался от улыбки. И даже она... Я стал судорожно думать, как бы поправить столь неприятную ситуацию, но тут почувствовал на плече чью-то сильную руку. Я резко обернулся и увидел глаза пожилого слуги, те глаза приказывали мне встать из-за стола и с полоном удалиться. Что я и сделал. Слуга, не проронив ни единого слова, препроводил меня в каморку, где меня ждало блюдо с завтраком. А где-то далеко люди весело смеялись.
Если б можно было сгореть со стыда, то я бы с радость предпочёл огонь, тем мукам воспоминаний о недавней застольной беседе.
- За что ж ты меня так, Господи?! - крикнул я в голос, взял с блюда жареную куриную ногу и нехотя откусил кусочек.
Не зря говорят, что аппетит рождается во время еды, у меня сие рождение случилось столь бурным, что все мои мрачные мысли быстро покатились куда-то на задворки сознания, уступив место удовольствию от вкусной еды.
- Будь, что будет, - решил я, вгрызаясь зубами уже в другую ногу, тоже жареную.
Насытившись, я решил пойти в сад, благо погода за окном блистала всем своим летним великолепием. Светило солнце, пели птицы, а запах трав и цветов дурманил голову. Я медленно пошел по аллее, наслаждаясь ласковым теплом, и скоро вышел к берегу огромного пруда. Пруд был столь огромен и великолепен, что я прошептал себе под нос еле слышно:
- В прохладе влажного сапфира, в стихии светлой чистоты...
Завершить поэтическую мысль мне не позволил какой-то лохматый мужик, тащивший на плече свернутую сеть.
- Посторонись-ка, барин, - сказал он мне, - а то не измазать бы...
Следом за мужиком два его товарища тащили полную корзину рыбы. Рыба в корзине лежала серебристой грудой и кое-где из последних сил шевелилась. И эти судорожные потуги умирающей в корзине рыбы, каким-то особо жирным крестом перечеркнули моё благостное настроение. И на всё летнее великолепие пала серая пелена. Я тут же вспомнил где я, кто я и зачем я здесь... Гулять мне больше не хотелось.
Вернувшись в каморку, я долго метался на лежанке, страдая от духоты и нехорошего предчувствия.
Мне кажется, что я только забылся, когда цепкая рука стала настырно трясти моё плечо.
- Вставай быстрее, - услышал я, широко распахнув глаза, - тебя уже ждут.
Это был слуга в нарядной ливрее. Он быстро помог мне подняться и велел следовать за ним. Мы вышли, несколько поплутали по узким аллеям и оказались на просторной поляне. В центре поляны была прямоугольная яма саженей десять в длину, семь в ширину и глубиной с треть аршина. Всё дно ямы выстлано желтым песком. Вокруг ямы с трех сторон на скамейках сидели люди и чего-то с нетерпением ожидали. С четвертой же стороны стоял какой-то балаган, крытый рыжими холстинами.
Я стал выискивать глазами свободное место на скамейке, чтоб скорее сесть туда, а не торчать, как чирей на носу невесты. И я нашел себе место, но сопровождавший меня слуга самым неподобающим образом столкнул меня в яму. Я не удержался там на ногах и упал лицом в желтый песок. Тут же раздался громкий смех и жидкие аплодисменты. Кажется, аплодировали люди мне, да и смеялись весело - тоже надо мной. Я быстро встал, намереваясь где-нибудь укрыться от всеобщего внимания, и увидел глаза, так поразившие меня сегодня за завтраком. Она сидела на первой скамейке и смотрела на меня, как мне показалось, с восхищением. Я сдержанно поклонился и стал краем глаза высматривать место, где сподручней выбраться из этой злополучной ямы. Определив нужное место, я ещё раз глянул в глаза красавицы и немного остолбенел. Вместо восхищения, в тех глазах застыл ужас. И испуганный вскрик, сорвавшись с прекрасных губ, тут же смешался с криками прочих зрителей. В одно мгновение от веселия на их лицах не осталось и следа, всё с ужасом смотрели куда-то за мою спину. Я резко обернулся.
На меня двигался огромный медведь. Маленькие, налитые кровью глаза зверя смотрели в упор, без какого-либо намёка на доброе. Зверь часто облизывался, показывая мне кривые желтые клыки и ближайшие злые намерения. Я попятился. Медведь поднялся задние лапы. Ростом он оказался выше меня почти на голову. Я пятился до тех пор, пока ноги мои не упёрлись в край ямы. Дальше отступать некуда . А зверь всё ближе.
- Беги! - услышал я чей-то испуганный крик над головой.
Хорошо давать подобные советы издалека, возможности бежать у меня не было. Я мог сесть, но это только бы ускорило мою гибель. Страшный зверь приближался ко мне. Уже меньше аршина разделяло нас. В нос мне ударил противный запах из медвежьей пасти. Еще немного: и огромные лапы с когтями в два вершка обрушатся на меня сверху и... всё. То, что я сделал, находясь в миге от своей гибели, уму моему никогда не постичь. Я и не думал сделать ничего подобного, но, подчиняясь какой-то внутренней команде, резко встал на четвереньки, забежал медведю за спину и дернул на себя задние лапы зверя. Гигант с воем рухнул вперед, а я прыгнул ему на спину, вцепился руками в длинную шерсть и закрыл глаза.
Казалось, что зверь подо мною взбесился. Он дергался из стороны в сторону, пытаясь сбросить меня, но я как клещ вцепился в его шкуру и держался, хотя силы мои истощались с каждым мгновением. Зверь ревел, что-то трещало, падало, кругом в ужасе кричали люди. Кричал и я, но голос мой терялся в этом страшном шуме. После очередной встряски левую мою руку свело от напряжения, и она непроизвольно разжалась, тут же сдалась немыслимому напряжению и правая моя рука. Я грохнулся наземь.
Упал я так больно, что всё тело моё захрустело, словно валежник под тяжелой ногой, и я решил в последний раз глянуть на мир, который никак не хотелось покинуть. Синее прозрачное небо, чуть подкрашенной алой краской заходящего солнца, смотрело на меня с тревожной грустью, словно предупреждая, мол, немного тебе осталось. Я наслаждался великолепием небес и в то же время страшился, что вот-вот разорвут те небеса две лапы с огромными черными когтями, но вместо злодейских лап застило мне небеса добродушное русобородое лицо.
- Ну, ты как, парень, - интересовался мужик, осторожно приподнимая меня за плечи. - Не совсем убился?
- Не совсем, - облегченно вздохнул я и попробовал сесть.
- Повезло тебе, что медведь старый.
Сесть получилось. Получилось пошевелить и руками, и ногами, и даже шея моя была, вроде как, в порядке. Меня напоили ядрёным квасом, потом чем-то покрепче и отвели всё в ту же тесную каморку. И мне уже стало казаться, что теперь вся моя оставшаяся жизнь в этой каморке и пройдет. Да и жить-то к чему, когда всё так наперекосяк получается. Я знал, что здесь мне будет непросто, но чтоб вот так!
- Завтра точно получу коленом от господина Баташева, - беспрестанно возились в моей голове противные мысли. - Приеду в Москву, а там спросят меня: что ты, мил человек, не постарался, не исполнил всего, как тебе приказывали? Кто тебе позволял язык твой поганый распускать? Тебя для чего к Баташеву послали?
В окно стукнули, когда уже стемнело. Я осторожно поднялся, посмотрел в окно и увидел там служанку, которая жестами просила меня выйти на улицу. Пришлось идти.