Удовлетворяя растущие не по дням, а по часам (совсем как груда статей) требования внештатников, я старался не забыть и о редакторе. Итак, я нашел для него специалистов – чудненьких – расчудненьких журналистов из интернет–издания с «экономической направленностью». «Инфомаркет», так оно называлось. Плевал я…
Я платил им по 70 бань за строку. Больше, чем в «Комсомольской правде» (вернее, их молдавском филиале) в то время. В этом «Инфомаркете» работали славные ребята, которых я знал еще по факультету журналистики, и в экономике они действительно разбирались. Это, конечно, не могло в глазах моего редактора быть оправданием таким гонорарам. Слово таким он произносил с таким видом, будто эти 600 – 800 леев могли нашу газету спасти или угробить. Ни черта – она существовала сама по себе, как злобный гомункул, как цыганское проклятье, снять которое невозможно, она зависела ото всех и никому не была подконтрольна, и если бы кто‑то попробовал разобраться, как у нас идут дела, он бы сошел с ума.
800 леев больше, 800 меньше, какая разница, если все мы умрем, в шесть часов вечера у меня свидания, а планете грозит глобальное потепление? Так я рассуждал и чувствовал себя великолепно. Но редактору говорил, что плачу «Инфомаркету» за «серьезные, взвешенные экономические статьи» по 20 бань за строку! Иисус разрыдался бы от такого гонорара, хоть он и наговорил на целый «Новый Завет»!
Итак, все были довольны. «Инфомаркет$1 — они получали больше, чем могли бы в другом месте, но в другом месте им бы просто не дали этого сделать, ведь практически в каждой редакции сидит ублюдок, считающий себя Драйзером, Финансистом, Гейтсом, и он крепко держится за свой кусок. Редактор – он полагал, что получает материалы солидного уровня за мизерные деньги. Я – они были довольны, и я чувствовал, что меня все оставили в покое, заваривал себе чай и читал в кабинете книги.
Таких «цепочек» было много. Я молил Господа, — натурально молил, на коленях, по вечерам, в углу, — чтобы Они все не встретились. Я был стержнем Кубика–Рубика, основанием пирамиды. Представьте же себе, что будет, если камень с одного края пирамиды скажет другому – эй, приятель, не познакомиться ли нам с тобой поближе?
Но я этого не допускал. Вот они все и были довольны. Цвели и пахли, как конский труп в жаркий полдень у дороги, осыпанной увядшими астрами. У них были все основания быть довольными. Каждый из них думал, что поимел другого! Надо же! Надеюсь, я ясно все написал?
Мне начхать было на любовь и привязанность и тех и других, лишь бы они оставили меня в покое. И единственный способ дать им это почувствовать заключался как раз в том, чтобы они думали – славно я поимел этого, того, и разтого… Со мной, в качестве посредника. Вот и хорошо. Я открывал кулинарные сайты и распечатывал рецепты диковинных блюд. Оставьте меня в покое, ублюдки, я полечу к воздушным змеям. Я сам – воздушный змей, грызущий облака, поплевываю на вас дождем и глупо лыблюсь размалеванной пастью. Я сам себе – воздушный змей. Оставьте меня в покое, ублюдки…
С внештатниками – инициативщиками (желавшими печататься по собственной воле, а не заказу редактора) было проще. Этих я мог показывать кому угодно, даже редактору, и они бы, бедные ублюдки, без моего «да» даже рта не раскрыли. Они меня почти боготворили и вполне осязаемо ненавидели. Я был их надеждой и проклятьем. Не все, конечно, бедные. По прихоти, капризу, иначе не скажешь, суки – судьбы, мне приходилось выписывать гонорары разным людям. Пресс–секретарю президента, например, который публиковал у нас свой статьи. Я выписал ему 300 леев и с видом полного идиота (да я и был таким в тот момент) показал ведомость редактору. Тот смутился, и в результате мы повезли в Президентуру сумму побольше, хоть, буду справедлив, и ненамного.
Иногда расходы превышали смету (это когда редактор вне плана подкидывал мне очередного шизофреника из Союза Русской Общины Патриотов и Педерастов). Тогда я покупал бутылку «Рислинга», садился вечером в кабинете, и, напялив бонопартову треуголку, рассчитывал. Кому‑то добавлял, кому‑то снимал, вертел, перевертывал, смещал, сокращал… К утру все было в порядке. Повторите меня проделать подобный же трюк сегодня, и я не смогу этого сделать. Не то состояние духа, очевидно.
Дипломатичностью мои внештатники не отличались. Старушка, сбагрившая свои стишки о «гаде–мэре и плохом премьере» орала, развалившись посреди кабинета, что ей срочно нужны шестьдесят леев. Срочно – «понимаете, вы, ублюдки?!». Ей же нужно купить новые ботинки, потому что эти (первый раз в жизни я едва не получил напрочь стоптанной подошвой в лицо!) – никуда не годятся! Я выписал ей сто леев! Думаете, она меня поблагодарила? Еще как – старая сука принесла «острополитическую» сатиру объемом на пятьдесят газет. Пришлось стать жестким – я просил охрану не впускать мегеру вообще. Через три месяца она стала ручной, говорила, что я – гений, и, в благодарность за это, я позволял ей изредка приносить коротенькие заметки о неработающих кранах, мусорных баках, прохудившихся стенах и подобном тому дерьме. Да, и платил ей за это! Надо же – сука за мои (ну, гонорарные, а раз распоряжался ими я, то – мои) деньги заставляла ЖЭК чинить мусорный бак в своем доме. Пусть себе. Лишь бы она была довольна, старая несчастная дрянь в порванных ботинках. Новые она не купила. Те сто лей она отложила на похороны, так она мне сказала.