Сжав зубы, он проглотил такой же ядовитый ответ:
— Ты могла найти способ.
— И какой? — холод её тона обжигал хлеще раскалённой магмы. — Беременной лететь на дальние рубежи через горячие точки?
— Беременность тебе не помешала кинуться на Сидиуса! — не выдержал он, поднимаясь с кресла. Этой женщине он не мог простить всего несколько опрометчивых действий, и это было первое из них.
— Я на него не кидалась! — в ней прорвало плотину, захлестнув волной эмоций, от чего она соскочила и ударила по столу руками.
— А что ты там делала? — тихо, спокойно спросил он, нависая над ней. Его собственные руки также упирались в стол, его всего трясло, от бушующей злости, обиды, страха, от гаммы неописуемых и неразборчивых чувств.
Падме первая совладала с эмоциями, присаживаясь в кресло.
— Я бежала домой, — спокойно ответила она, отвечая на яростный взгляд. — Подальше от Палпатина и других сенаторов, как ты велел.
Нота растерянности в её голосе оказалась шумовой гранатой для него. Скайуокер сморгнул, пытаясь осознать сказанное. Внутри внезапно образовалась пустота. Фундамент, на котором стояло нынешнее отношение к ней, внезапно исчез. Он десять лет винил её в том, что позабыв о себе и ребёнке, она кинулась в погоню за Сидиусом.
— Как ты оказалась в потайных туннелях Сената?
Она пригубила вермут, только чуть-чуть для вкуса:
— После сессии Палпатин направился в свой кабинет. Я подумала, что вы попытаетесь арестовать его там. И самое безопасное место, то, о ком меньше всего знают – потайные проходы Сената.
— Но у тебя был бластер, — он сам не знал, зачем продолжал нападать.
— Энакин, у меня всегда с собой бластер!
Он обхватил голову руками, проводя пальцами по волосам, пытаясь собраться, успокоится, привести мысли в порядок. Осознать, что их сын погиб по несчастной случайности. Вина целое десятилетие разрушала его, вызывала ненависть к себе и к ней. Он корил себя за то, что сообщил ей о предательстве канцлера. Если бы она не знала, то осталась бы в Сенате, не стала бы рисковать и пытаться сделать всё самой, тогда считал он. Винил её в том, что она не уберегла сына.
Почему тогда они не смогли поговорить?
Ах, да… она его прогнала.
Ему понадобилось пару минут, чтобы вновь попытаться собраться:
— Я имел право знать.
Теперь в его голосе звучала растерянность, которую она восприняла очередным ударом.
Падме допила вермут, задумчиво облизнула губы, и тихо, спокойно, отчего удар прошёл намного глубже, сообщила:
— Ты бросил меня на кровати в реанимации. Ты отказался от меня трижды. Ты не имеешь никакого права ни на меня, ни на детей. Ни тогда, ни сейчас.
Плечи дёрнулись в судороге, грудную клетку чуть не разорвало, но он удержал взгляд, и не изменился в лице. В мини-баре стоял пшеничный «Эверслеар» со своим огненным восемьдесят пятым градусом. Сжигающий напиток привычно зальёт любую боль в груди. Способ, проверенный годами. Он уже знал, что сердце – это всего лишь мышца, за него не стоит переживать. У него внутри нет ничего хрупкого, там только мышцы, кости, сосуды, нервные окончания и другие биологические материалы, которые работают идеально, им уже не угрожает ни световой меч Сидиуса, ни плазменный выстрел, ни взрывная волна. Единственное за что имеет смысл беспокоиться – так это за рассудок, который без спроса вновь подсунул неприятные воспоминания. Да, это были именно неприятные воспоминания.
— Твои слова были: «Уйди. Не могу больше тебя видеть»? — ему больше не было больно, в голове появилась расслабляющая муть. Если уж рвать друг друга, то полностью. — А кто грозился аннулировать наш брак? — слово «аннулировать» было выделено особой интонацией. — Кто требовал развода? Кто перечеркнул три года любви, — слово «любовь» он как выплюнул, разводя руками. — И тут же кинулся трахаться с Органой?
— Я тебе не изменяла! — вырвалась её истерика, очередным ударом об стол. — Наши отношения с Бейлом начались после развода! И начала я с ним спать уже после того, как узнала о беременности! Уже после того, как ты бросил меня, уже после любых наших моральных обязательств! И только ради того, чтобы скрыть, что это твои дети! В то время как ты обошёл все бордели Галактики, и развалил всё то, ради чего мы боролись!
— Не надо было ничего скрывать!
— Ты бросил меня в реанимации, после чистки, после одной единственной моей гормональной истерики! Ушёл, не обернувшись!
— Я вернулся! — бушевало в нём негодование.
— Когда? Спустя полгода? Когда единственное, что от тебя нужно было так это поддержать меня в Сенате? И тогда ты меня бросил!
— Я тебе уже не нужен был!
— Вот именно тогда! Тогда, когда я вышла из больницы, когда сама смогла вновь решать проблемы, когда мне кроме моральной поддержки, в основном нужна была только политическая!
— У тебя для этого был Органа!
— Да, потому что тебя не было!
Первичный запал истерики иссяк. Хорошо, что они оба не умели истерить. По-настоящему, с разрушениями окружающего и друг друга. Хорошо, что для начала им хватило только постучать по твёрдому столу и поорать друга на друга. Орать было за что, и ему и ей. У неё тоже были обиды и разочарования, он принимал это, но не знал, за что извиниться. За то, что дал развод, когда она просила? За то, что ушёл, когда она требовала? За то, что он не поддержал её в их союзе с альдераанцем? За то, что отстоял суверенитет как свой, так и государства? За то, что не был на связи, когда она узнала о беременности? Или за то, что любил её, не оглядываясь и не задумываясь, как душевно, так и физически? А может за то, что была война Клонов и военные действия остались после подписания мира? За что он должен извинится?
Падме успокоилась первой, глубоко вздохнула, закрыв глаза и спокойно села в кресло. Ему нужно было сделать то же самое, но сначала он обновил алкоголь в их бокалах.
Крик – это не их метод, Падме предпочитала диалог, а он – драку. Но сегодня слишком тяжёлый и долгий день, его звенящая пустота в голове была схожа с той, которая возникает, когда долго бьют головой об металлическую стенку. И в таком случае есть два варианта: или переждать, или потерять сознание. К сожалению, его сознание оказалось слишком крепким для второго варианта, остался только первый.
Ему показалось, что Падме уже взяла эмоции под контроль, когда сделала пару глотков из бокала и у неё снова потекли слёзы. Софиана, как-то рассказывала, что слёзы у женщин – это или жидкий вид эмоций, которые уже не могут быть в теле, или средство для манипуляции. Думать он хотел, что перед ним последний вариант, но знал, что это не так.
Допив вермут, она стала крутить бокал, рассматривая капли на его дне:
— Когда я смогла прореветься, тогда в больнице, — все навыки опытного дипломата не смогли скрыть дрожи в голосе, она старалась, чтобы её тон был ровный, как бы ничего не значащий. — Тебя уже не было в палате. Уже тогда я знала, что если тебя не развернуть, то ты навсегда уйдёшь. И я кинулась… как дура, соскочила с кровати, попыталась даже побежать, но молнии Силы не только убили нашего сына, а ещё достаточно сильно повредили мне внутренние органы, и матку в том числе, — дрожь стала пропадать, а тон превратился в… отчёт. Безвкусный. Бесцветный. Пустой. Настолько пустой, что по его спине пробежали мурашки. — На нервной почве у меня началось кровотечение, и меддроид, которого единственного интересовало моё здоровье, просто накачал меня успокоительным. Пришла я в себя всё там же, среди белых стен и медаппаратуры, и, наверное, сошла бы с ума, оказавшись в одиночестве. Тогда я ещё верила, что ты не бросишь меня, хотя бы не на больничной койке, но там сидел Бейл, а не ты. Это он был рядом всё то время, которое я была в больнице. Это он заботился, поддерживал меня, думал о моём спокойствии и здоровье, в то время, как ты забрал флот и улетел в неизвестном направлении. Он старался обезопасить меня и помочь, в то время, когда ты спасал джедаев от возможности атаки клонов. Мне нужна была надёжность, а тебе – война.
С этим он не мог спорить, только опустошить свой бокал.
— У Оби-Вана есть отличное качество – он может отключиться на какое-то время, а после – как новенький, но у меня нет такой функции, если я останавливаюсь – я начинаю умирать. Тогда я остановился, в один момент я понял, что без тебя у меня ничего нет. На мгновение мне показалось, что у меня просто все органы откажутся работать, и я сдохну. Поэтому единственный способ, чтобы не рухнуть прямо там, в коридоре, был продолжить движение. Да, я умею только воевать. Да, для меня это было жизненно необходимо. Я считал, что тебе надо время, а мне надо создать для тебя мирное и надёжное государство. Я создал его, но у тебя уже был король с собственным королевством.