Прощаясь со скалистой Саянской страной, я мысленно оглянулся на пройденную дорогу — на подъемы и спуски, на хребты и распадки, на островерхие пики и мрачные ущелья.
Да, в горах, наверное, можно понять и почувствовать многое, но все кончается, даже горы, и в конце концов приходится возвращаться в долину — туда, откуда и был начат путь.
— Вот так, значит, все это и произошло, — снова заговорил мой сосед. — Много мыслей за те лежачие дни через мою голову прошло, навел я полную инспекцию всей своей жизни, провеял ее, как овес через решето, отсортировал. И приблизился я, по всей видимости, в те времена к пониманию таких сторон в судьбе человека, которых до тех пор не понимаешь, пока не возьмет тебя жизнь за сердце, как за шиворот, да и не тряхнет изо всех сил.
Через месяц выписали меня на работу, определили временно на грузовой «Антон» почту возить.
Первый рейс был на Одессу. Вернулся я обратно, приезжаю вечером домой — Нюры нет. На столе записка: «Сережа, я на курсах, обед под подушкой, целую. Аня». Покушал я, постелил себе по привычке на диване, лег и заснул. А утром проснулся, Нюры уже нет, она очень рано уходила, а на столе опять записка: «Сережа, завтракай один, все стоит на кухне, на плите. Аня».
В тот день приехал я на аэродром и прямо на входе встречаю начальника отдела перевозок.
«Как чувствуешь себя, Сергей? — спрашивает. — На Львов пойдешь?»
Я киваю головой.
«Тогда оформляй документы, — говорит начальник отдела перевозок, — и срочно выруливай. А то у меня сегодня все в разгоне».
Забегался я с документами и забыл к Нюре в столовую зайти. Так и улетел, не повидавшись. А на следующий день, когда вернулся, та же история. Я в дом — ее нету, я из дому — она приходит.
И надо вам сказать, что, когда болел я и лежал дома, времени у меня свободного много было. И написал я тогда письмо Зинаиде Ивановне в Кызыл. Ничего в нем особенного не содержалось, а только поделился я с Зиной по старой памяти своим настроением, своими мыслями разными.
Потом-то, когда ушло письмо, пожалел я, что отправил его. «Зачем, — думаю, — я опять ей голову морочу?» Но проходит время, ответа никакого нету, я и успокоился. И даже забыл думать про это письмо.
Однажды после рейса завернул я к Нюре в столовую, домой пошли вместе. Приходим, поужинали, чаю попили, стелет мне Нюра на диване, как обычно, сама с посудой вышла.
Я разделся, лег. Нюра входит. Подошла, поцеловала меня и к выключателю. Загасила свет (стеснительная она очень была), разделась, легла на кровать, молчит. Прошло минут пятнадцать, и вдруг слышу я, будто за стеной ребенок плачет. «Что такое? — думаю. — Детей у нас в квартире нет. Наверное, на нижнем этаже». С тем и заснул.
А на следующий день на аэродроме приносит мне знакомый радист телеграмму из Кызыла. Вскрыл я ее — два слова в ней: «Приезжай. Зина».
И вдруг, знаете ли, на душе у меня легко-легко сделалось, будто камень от сердца отодвинули. Задумался я на одну секунду, только на одну, и сразу же пошел в столовую и вызвал Нюру.
Выходит она, отошли мы в сторону, сели на лавочку возле ангаров, молчим. Посмотрел я на нее — глаза красные, лицо осунулось: «Эх, — думаю, — за что женщина мучается?! Кончать надо скорее…»
Вынул я из кармана телеграмму. Нюра увидела, выпрямилась, будто ударил я ее, глаза — в землю, руки к груди прижала.
«Не надо, Сережа, не надо ничего мне показывать…»
А у самой голос дрожит и слезы на глаза навертываются.
«Я уже давно все поняла, еще в тот день, когда товарищ к нам твой фронтовой приезжал. Сердцу не прикажешь…»
Я сижу, головы не поднимаю.
«Уезжай, Сережа, спокойно, — говорит Нюра, — не мучайся. Со мной встреча была случайная, она скоро забудется. А с Зиной у тебя жизнь прожита, молодость вместе прошла. А это сильнее всего…»
Вот так и уехал я. Расстались мы с ней по-доброму. Я ей комнату свою хотел оставить — она отказалась. И ни в чем она меня не обвинила, ни в чем не упрекнула.
Ехать я решил в Кызыл поездом, чтобы по дороге все обдумать. Шесть суток до Абакана ехал, все в окно смотрел и думал. И так ни до чего и не додумался.
Приехал в Абакан, иду по городу, смотрю, игрушки на витрине магазина выставлены. «Дай, — думаю, — зайду, Андрюшке, внучонку, куплю чего-нибудь».
Захожу в магазин, встал около прилавка и начал перебирать всяких зайцев, волков, медведей. Потом гляжу, на полке стоит большой самолет реактивный. «Вот это, — думаю, — в самый раз будет».
Разглядываю я самолет, пальцами по фюзеляжу провел, по крыльям скошенным, вдруг кто-то сзади меня как закричит на весь магазин: