«Тем не менее, — размышляла она, погрузившись в первую зыбкую дремоту, предвестницу сна, — обо мне наверняка есть записи в других дневниках. Но о них я никогда не узнаю».
Она быстро заснула и во сне видела графа Келли, но была полностью уверена, что на этот раз видит всего лишь сон, а не совершает путешествие в прошлое.
Проснувшись на следующее утро, Сидония пришла к твердому убеждению, что сама судьба предназначила ей поселиться близ Холленд-Хауса, ибо только благодаря Саре она научилась исполнять музыку восемнадцатого века. Она знала, что этот эпизод ее жизни, каким бы сверхъестественным он ни был, стал настоящим переломным моментом. Холленд-Хаус и его обитатели подвели ее к решающей черте — и в ее карьере, и на всей жизни.
— Ты сможешь выступить в Силбери-Эббас на концерте в пользу исследований рака? — крикнул с нижнего этажа ее отец.
— Конечно! — отозвалась Сидония и, охваченная удручающими, но трогательными воспоминаниями о Финнане, задумалась о том, сколько времени ещеосталось до его возвращения из Канады.
— Как мне нравится здесь! — невольно воскликнула она за завтраком.
— А нам нравится, когда здесь бываешь ты, — ответила Джейн. — Ты уезжаешь в понедельник?
— Боюсь, что да.
— Что ты хочешь сыграть для них? — спросил отец, еще продолжая говорить по телефону.
— Скажи, что избранные произведения восемнадцатого века — главным образом сочинения графа Келли, в том числе недавно обнаруженную мной пьесу под названием «Леди Сара Банбери».
— Банбери? Она имеет отношение к владельцу жеребца-победителя на первом Дерби? — спросил Джордж Брукс, прикрывая трубку ладонью.
— Вот именно! — откликнулась Сидония, улыбнувшись самой себе и всем этим странным совпадениям.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
С тех пор как Сара Леннокс вышла замуж за Чарльза Банбери, над ним зависла небольшая, но всегда присутствующая туча. Затем, казалось бы, безо всяких причин, началась болезнь — по-видимому, обычная простуда, но с невероятно серьезными симптомами и осложнениями. Врачи щупали его пульс каждые несколько минут, как казалось Георгу, делали ему обильные кровопускания и пользовали клистиром так, что ему приходилось почти не вставая жить на мраморном сиденье своей уборной. Его состояние было достаточно серьезным для издания Указа о регентстве, и к середине мая этот указ был принят.
Король понимал, что вскоре поправился бы, если бы его министры, воспользовавшись преимуществами его временной слабости, не мучили бы его своими увертками и хитростями. Придя в ярость, Георг разогнал добрую их половину, не сделав новых назначений на посты, и, в конце концов, был вынужден унижаться и умолять их вернуться к исполнению своих обязанностей. Именно в этом случае имя Банбери вновь привлекло внимание короля: муж Сары предлагался в качестве секретаря нового лорда-губернатора Ирландии, должности, от которой он, к счастью, вскоре отделался.
Только тогда Георг впервые понял, насколько его эмоции влияют на его же физическое состояние. В нем развивалась склонность к несдержанности, он легко впадал в возбуждение. Его режим сна в целом претерпел изменения, и теперь он приобрел странное обыкновение спать всего два-три часа за всю ночь. Не только усталость, но и чрезвычайная слабость привели к тому, что он стал раздражительным и часто впадал в уныние.
Хотя болезнь и трагедии 1765 года прошли под неусыпным Божьим взором, они оставили неизгладимый след у короля. По словам его врачей, король Георг стал страдать «временными волнениями». Причем ничто не могло с такой достоверностью вызвать приступ сильнейшего волнения, как упоминание при короле имени Джона Уилкса.
Развратник, сатанист, член клуба «Адское пламя», дуэлянт, подвергающий резкой критике королевскую фамилию в своей газете «Норт Бритен», Джон Уилкс, член парламента от Эйлсбери, был постоянным бельмом на глазу короля, пока, наконец, не был выслан с Британских островов и не бежал во Францию, чтобы избежать обвинения в диффамации.
Но теперь, летом 1768 года, поклонник дьявола не только дернулся, но и вызвал множество неприятностей и скандалов как настоящий «вождь мятежа и волнений». Имея наглость выдвинуть Уилкса в парламент от округа Миддлсекс — и он был избран! — приверженцы нового парламентария прошли от Брентфорда до Лондона, выкрикивая лозунги Уилкса, разбивая окна и нанося огромный ущерб особняку лорд-мэра, который, как известно, выступал решительно против народного героя и всех его идеалов.
Ситуация ухудшалась. Уилкс, призванный отвечать за свое беззаконие, наконец был арестован. Но, пока его везли в королевскую тюрьму Бенч, толпа мятежников остановила лошадей и сама прогнала экипаж по Стрэнду, привезя Уилкса в таверну «Три бочонка» на Спайтелфилдс.
Мятежники устроили демонстрацию возле тюрьмы в Сент-Джордж-Филдс, Саутуорк, когда Уилкс был наконец-то приговорен к двадцатидвухмесячному заключению, хотя никто из смертных еще не проводил столь комфортно и приятно время в тюрьме. Поселенному в апартаментах на втором этаже, откуда открывался чудесный вид, Уилксу было разрешено иметь свою свиту. Каждый день поклонники осыпали его дарами, в том числе присланными из далекой Америки. Ему слали изысканные яства: лосося, фазанов и прочую дичь, ветчину, пирожные, фляги вина и бочонки пива. Из Мэриленда прислали сорок пять мер табака, а уж денежные подношения просто не иссякали.