Последовало многозначительное молчание, и Кэролайн отвернулась к окну.
— Наш род угасает, — в конце концов произнесла она тихим, горьким голосом. — Даже у моих мальчиков я замечаю проявления семейных слабостей. Как же я могу порицать тебя за то, что заложено в нашей крови?
— Если в моей крови заложена потребность в любви, тогда я виновна, — ответила Сара, — но по всей правде, я не понимаю, в чем состоит мое преступление.
После очередной долгой паузы Сара взглянула на дрожащую спину Кэролайн и поняла, что ее сестра плачет.
— Прошу тебя, дорогая, — воскликнула она, подходя к сестре, — не тревожься. Я безнравственная женщина, и этим все сказано, но мне совершенно необходимо, чтобы меня любили.
Сестры взялись за руки, и леди Холленд крепко сжала кисть Сары, как она делала, когда Сара еще была ребенком.
— Все будет в порядке, — примирительно произнесла она, — мы постараемся все уладить.
— Но что скажет лорд Холленд?
— Предоставь его мне, — решительно заявила Кэролайн.
Именно в разгар сцены сестринской любви, спустя десять минут, появился Генри Фокс и был очень обрадован увиденным. Он сильно постарел, его здоровье пошатнулось. Убежденный, что огромные долги сыновей — единственная достойная его внимания проблема, Генри произнес:
— Ну, и что же?
— Сара беременна от лорда Уильяма Гордона, — объявила Кэролайн.
— А Банбери?..
— Он не разговаривал со мной с Рождества, — ответила Сара, едва сдерживаясь от слез.
— Он выгнал тебя?
— Нет, я осталась в Бартоне, а он поселился с друзьями в Ньюмаркете.
— Значит, он готов дать ребенку свое имя?
— Этого я не знаю.
— Похоже, мне придется выяснить, каковы его намерения, — мрачно произнес лорд Холленд.
— Но каким образом?
— Не беспокойся, я найду способ.
В этих словах прозвучало нечто утешительное, и обе женщины пришли к убеждению, что Генри Фокс все поправит. Предполагаемая безобразная сцена превратилась в мирную беседу.
— Ребенок должен родиться здесь, в Холленд-Хаусе, — твердо сказала Кэролайн., — Я хочу, чтобы ты собрала вещи и перебралась к нам немедленно.
— Но если сэр Чарльз будет недоволен этим? Леди Холленд покачала головой.
— Вряд ли он, бедняжка, способен беспокоиться о том, что не задевает непосредственно его самого.
— Вы можете предоставить сэра Чарльза мне, — с уверенностью повторил Генри Фокс.
Лето едва перевалило за середину, достигнув пика тех дней, когда можно было оставлять окна открытыми, а кресла выносить в сад. Телефонный звонок потревожил умиротворенную послеобеденную лень. Зевая и радуясь тому, что четыре часа утренних упражнений позволили ей без угрызений совести спать в разгар дня, Сидония выбралась из шезлонга и побрела к телефону.
— Это ты? — спросил голос на другом конце провода.
— Алексей! Где ты?
— В Гэтвике. Сейчас беру такси. Пока.
И он положил трубку прежде, чем Сидония успела что-либо ответить. Еще не придя полностью в себя, она взглянула на часы, соображая, сколько времени ей осталось, чтобы приготовиться к его приезду. Решив не возиться с приготовлением еды, она облегченно вздохнула. Весело напевая при мысли о встрече с необыкновенным русским, она отправилась в ванну. Вскоре раздался звонок и на пороге появился Алексей со скрипичным футляром.
— Значит, ты накупил себе одежды во всех странах, — насмешливо произнесла она, и Алексей засмеялся в ответ.
— Теперь я стал классно одеваться — таков мой новый имидж.
Он был изменчив, как всегда, и вдвойне привлекателен — его выпирающие острые углы мало-помалу стесались, а место нелепого смокинга заняли французские костюмы, итальянские туфли и швейцарские часы. Однако разница в возрасте между Сидонией и этим совершенно обновленным человеком, скрипачом в шелковой рубашке, одетым лучше любого другого русского, каким-то образом казалась увеличившейся. Или теперь Сидония просто видела его в другом свете? А может быть, изменилась и она сама?
Они пообедали в «Ла Параплюи», где как раз встречалась Дженни со своей компанией — дамой с розовыми волосами, Максом и всеми прочими. Они моментально узнали Алексея по фотографиям в последних газетах и весь остаток вечера говорили нарочито громкими голосами, чтобы скрыть свои любопытные взгляды в сторону двух музыкантов. В конце концов, почувствовав стеснение, Сидония попросила разрешения присоединиться к ним.
Она не испытывала ни малейших сомнений в том, что Алексей раз и навсегда уверился в силе своего обаяния. Женщины льнули к нему, и Сидония слышала, как скрипач принимает столько приглашений на коктейли, обеды и Бог знает, что еще, что она едва могла этому поверить.