— Поверь, Сэл, так будет лучше всего. Ты уже совершила самую ужасную, почти непоправимую ошибку, и твой единственный выход — попытаться восстановить свою репутацию тихой и безгрешной жизнью. — Он встал и положил руки ей на плечи. — Знаю, тебе придется несладко, знаю, что ты виновна не больше, чем я. Единственная разница между нами — я остался женатым на Прелести, а ты бежала от мужа. За такое преступление тебя будут преследовать не один год.
— Какое мрачное предсказание, — в отчаянии произнесла она.
— Не бойся, когда-нибудь семья вновь примет тебя, — утешительно произнес он.
Однако пока вся семья чуждалась ее, только брат, который видел в поведении Сары отражение собственных проказ, мог понять ее. Герцог Ричмондский прибыл в Лондон в своей огромной карете, разыскал сестру и ее ребенка в одной из гостиниц и перевез их в Гудвуд, приняв на себя ответственность за них. Не признаваясь в этом Саре, по отношению к которой Ричмонд чувствовал себя обязанным проявить строгость, он едва не заплакал, увидев сестру утомленной и истерзанной переживаниями, в компании одного грязного плачущего ребенка.
Герцог сам принял решение поселить свою сестру с ее ребенком на ферме в Холнейкере, в одном из множества домов своего поместья. Вся знать, проезжая через Гудвуд, считала своим долгом навестить герцога и выразить ему почтение, поэтому он решил, что для всех, в особенности для герцогини, будет лучше, если Сара избегнет неприятных встреч.
Семья милосердно решила не уделять заблудшей овечке пристального внимания. Младшая из сестер Сары, леди Сесилия, страдала чахоткой и теперь медленно и мучительно умирала на юге Франции в обществе лорда и леди Холленд. В сравнении с безгрешной больной здоровая грешница была отодвинута на второй план в глазах всей семьи.
Сэр Чарльз, зная, какая беда постигла его бывшую жену, не проявил сочувствия, сообщив только, что он будет добиваться развода по указу парламента и что на примирение нет ни малейшей надежды. Итак, ситуацию осложнило то, что Сарой пренебрегли одновременно семья, друзья и человек, за которым она некогда была замужем.
Оглядев простой деревенский дом, где ей, подобно покинутой любовнице, предстояло вести одинокую жизнь, Сара залилась слезами. Дни ее вольности, свиданий и возбуждающих развлечений были кончены навсегда. Она стала узницей, обвиненной в преступной страсти и должна была полностью отбыть срок, прежде чем сумеет вновь войти в высший свет. Подавляющее безотрадное будущее простиралось перед ней, и Capa Банбери, распаковав свои вещи и уложив ребенка присела у окна и всю первую ночь в новом доме провела в мучительных рыданиях.
Несмотря на то, что они расставались мирно, пообещав друг другу остаться друзьями на всю жизнь, Сидония обнаружила, что ей трудно сдержать слезы. Талантливый скрипач, который ворвался в ее жизнь, подобно фейерверку, в конце концов уходил. Алексею предстояло отправиться во Францию, сняться для телевидения, дать еще два концерта и в конце концов вернуться в Россию. Это и в самом деле означался расставание — если не навсегда, то, по крайней мере, на весьма продолжительное время.
— Я буду скучать по тебе, товарищ, — произнес он, обнимая ее.
— А я — по тебе.
— После концертов на родине я уеду в Америку — Вероятно, это будет на следующий год. Мы встретимся там?
— Конечно, все будет зависеть от моего расписания, но я бы не отказалась.
— Может быть, к тому времени ты уже будешь замужем — этому я ничуть не удивлюсь.
— Кто знает, кто знает? — грустно ответила Сидония и отвернулась, чтобы он не увидел, как блестят от слез ее глаза. Ее жизнь, если рассудить, была не чем иным, как рядом встреч и расставаний: Найджел, Финнан, а вот теперь — Алексей. Испытывая острую жалость к самой себе, Сидония вытерла рукавом глаза и повернулась, чтобы еще раз взглянуть на него.
— Передай от меня привет Парижу.
— Обязательно.
— И Шанталь., . — с ее стороны намек был некрасивым, но она не смогла удержаться.
Алексей выглядел слегка смущенным.
— Да, она просила меня провести, у нее несколько дней.
— Почему бы и нет? Весь мир открыт тебе, как устрица.
— Но ты жемчужина в этом мире, — галантно возразил скрипач.
— Хитрый льстец. Ну, пора — уже объявили твой рейс.
Их расставание напомнило ей предыдущее прощание в том же аэропорту, только в тот раз она знала, что увидит его вновь, что их разлука — временное явление.
— Алексей…
— Да?
— Спасибо за все, это было чудесно.
— Спасибо тебе.
Он склонился поцеловать ее, но в этот момент обоих ослепила вспышка, и Сидония поняла, что их прощание стало достоянием нескольких фотографов. Зная, что мадам де Шенериль еще в Англии и, может быть, она увидит вечерние газеты, Сидония наградила Алексея страстным и долгим поцелуем.
«Почему бы и нет? — цинично подумала она. — Почему бы мне не воспользоваться последним случаем?»
— Я пошел, — сказал Алексей, обнимая скрипичный футляр. — Меня стали раздражать газетчики.
Обернувшись помахать ей на паспортном контроле он выглядел невыразимо печальным.
— Увидимся в Америке! — крикнул он.
— Обязательно! — ответила она, подражая ему резко повернулась и поспешила укрыться в машине подальше от журналистов и теплоты навсегда потерянного друга, перед пугающим лицом неуверенности и неизвестности.
Он уехал из города и не стремился сделать из этого тайну, а нелюбезные сплетники уже заявляли, что лорд Уильям Гордон принял твердое решение покинуть берега Англии.