- Сложно. Впрочем... - Лолуашвили взял перстень, найденный на теплоходе. - Вот эта копия сделана из сфалерита. Сфалерит - вещь довольно редкая. Помню, в позапрошлом году прошел слух: в Тбилиси можно недорого достать сфалерит. Я хотел заняться этим, но руки не дошли.
- Вы хотите сказать, эту копию изготовили в Тбилиси?
- Да. Причем сделана она изумительно точно.
- Изумительно точно? Как это понять?
- А так, что это - действительно копия. В ней повторены даже мельчайшие дефекты подлинника.
- Вы не вспомните поточней, когда в Тбилиси появился сфалерит.
- Зимой или ранней весной. У нас уже было тепло.
- А вторая копия?
- Вторая... - Лолуашвили бросил взгляд на другой перстень, но в руки не взял. - Я бы не называл ее копией. Это имитация. Ее делали, не имея под рукой подлинника. Наверное, по фотографии.
- А где могли изготовить эту копию?
- Ну... если учесть, что она из церуссита, - ее могли изготовить за границей. Или у нас, в Батуми.
- Странный перепад. Заграница и Батуми.
- Батоно Георгий, ничего странного. У нас ведь порт загранплавания. Церуссит распространен за границей, но попадает и к нам. Свою копию, кстати, я тоже делал из церуссита. Но это действительно была копия...
Назначение встреч
Прилетев на следующий день в Тбилиси утренним самолетом, я первым делом встретился с Манучаром Окруашвили. Он был лет на семь моложе меня, слыл в МВД Грузии специалистом по антиквариату.
Окруашвили был краток. К тому, что я услышал от Парулавы, его рассказ, в принципе, ничего не добавил. После того как он закончил, я достал два перстня.
Манучар искренне восхитился:
- Есть еще у нас умельцы! Где брал?
- Сначала посмотри.
Изучив оба, подытожил:
- Интересные цацки. Похожи на подлинник, одна к одной. Особенно этот. Он тронул перстень из сфалерита.
- А теперь глянь вот на это. - Я положил на стол ключ. - Ничего не напоминает?
- Напоминает. Похож на вчерашний, от сейфа Дадиани. Провел пальцем по бородке. - Да, точно такой же. - Посмотрел на меня, пошутил: - Ты выглядишь так, будто выиграл "Волгу".
- Больше. Как у тебя сегодняшний день?
- Ты лучше скажи, что надо.
Я показал на сфалеритовый перстень:
- Знаешь, как называется камень?
- Шеелит или сфалерит. Они похожи.
- Это сфалерит. По сведениям мастера, эта копия изготовлена из сфалерита, ходившего в Тбилиси весной прошлого года. И посмотри вот это. - Я выложил три фотографии. - Знаешь кого-нибудь?
Окруашвили тронул снимок Джомардидзе:
- Бугор. Объявлен во всесоюзный розыск. - Перенес пальцы на фотографию Гогунавы, поднял на меня глаза: - Знакомое лицо. Мелькало в Тбилиси. Кажется, видел его с "китами". Кто это?
- Малхаз Гогунава, тбилисец, научный работник. Недавно убит в Галиси. Я кивнул на снимок Челидзе. - А этого никогда не видел?
Манучар уверенно качнул головой:
- Нет. Первый раз вижу.
- Это Шалва Челидзе, батумский врач, работал в пароходстве. Он и Джомардидзе арестованы. Гогунава, как я уже сказал, убит. Копию перстня из сфалерита мог заказать кто-то из этой тройки. Попробуй узнать кто. А также когда и у кого. Попробуешь?
- Что с тобой сделаешь... Попробую. Где тебя искать?
- Свяжемся через дежурку. Если будет что-то важное, оставь записку. У тебя есть рабочий телефон Дадиани?
Манучар повернул ко мне перекидной календарь, пододвинул телефон:
- Вот номер его кабинета в больнице. У тебя много звонков?
- Пока два.
- Звони, а я пойду. Иначе не управлюсь с твоим заданием. Будешь уходить, запри дверь. Ключ оставь в дежурке.
- Договорились.
Забрав сфалеритовый перстень и четыре фотографии - к трем первым я добавил еще снимок Виктора Чкония, - Окруашвили ушел. Я же набрал номер Дадиани. Голос у него оказался приятный, спокойный. На просьбу встретиться он охотно согласился. Мы договорились, что я подъеду в больницу через час. Поблагодарив, я нажал на рычаг и тут же набрал другой номер - номер Ларисы Гогунавы. Признаться, я связывал б этим звонком особые надежды.
Трубку не снимали долго. Наконец в мембране щелкнуло, уже знакомый мне женский голос сказал:
- Вас слушают.
- Доброе утро. Лариса?
- Лариса. Кто это? - Нотки, с которыми прозвучал вопрос, ничего хорошего не обещали. Выговор явно московский. Впрочем, это я заметил еще в первый раз, когда звонил из Батуми. О том, что Лариса Гогунава, до замужества Князева, - из Москвы, я узнал по телефону от тбилисцев еще в день смерти Гогунавы. Как и остальное: что Лариса моложе мужа на пятнадцать лет, ей двадцать шесть, детей нет, числится домохозяйкой. Но на этом мои сведения о ней кончались.
На вопрос Ларисы, кто звонит, я ответил:
- С вами говорит майор милиции Георгий Ираклиевич Квишиладзе. Мы с вами уже разговаривали.
- Что-то не помню. Когда?
- Я звонил вам из Батуми. Простите, что напоминаю, но это было в день смерти вашего мужа.
- В день смерти мужа?
- Да. Правда, я тогда еще не знал, что он погиб.
Наступила тишина. Паузу не прерывало даже дыхание. Наконец Лариса спросила:
- И чем же я обязана вашему звонку? Георгий... Простите?
- Ираклиевич.
- Георгий Ираклиевич? Что от меня еще нужно милиции?
После смерти Гогунавы стало ясно, что он был "китом". Об этом говорила насыщенная антиквариатом обстановка в его квартире, счета на нескольких сберегательных книжках. Теперь все это перешло по наследству к Ларисе. На вопрос о "Перстне Саломеи" Лариса ответила, что никогда о нем не слышала. Могло быть и так. В такие дела жен чаще всего не посвящают. Поэтому я, как можно миролюбивее, сказал:
- Лариса, мне очень нужно с вами поговорить. Очень.
- Но о чем нам говорить? Все, что я могла сказать милиции, я уже сказала. Добавить мне совершенно нечего. Совершенно.
- Верю. Зато мне есть что добавить.
- Подробности о смерти мужа? Зачем они мне? Он погиб, и остальное теперь уже не имеет значения.
- Напрасно вы так считаете. Кстати, я работаю заместителем начальника милиции Галиси. В последние дни стали известны факты, которые меняют все в корне.
- Что же может измениться в корне?
- Сказать об этом по телефону не могу. Но думаю, вам нужно это знать. Если, конечно, вы дорожите памятью мужа.
После долгой паузы послышался тихий вздох.