Я не верил своим глазам. Вся комната была забита едва ли не дюжиной сотрудников уголовного розыска. Они пили кофе, курили и устало беседовали. При этом их настроение казалось каким-то взрывоопасным. Шеф команды, которого я видел в комнате Ульбауэра, как раз давал указания своим людям.
Когда он снова вышел из комнаты, я заметил, как все покачали головами. Мне запомнились слова одного из этих полицейских. – Это все фарс. Обман века. Как долго нам еще сидеть тут взаперти? Кто-то взял полный кофейник с электрокофеварки и всем разлил черный напиток по чашкам. Потом он поднял свою чашку: – Пью кофе за ваше здоровье, олухи!
Конфликт с федеральным прокурором
На следующий день предстоял допрос меня в качестве свидетеля федеральным прокурором Шульцем. Он выбрал себе для работы кабинет на первом этаже того же здания, где сидит наш президент. Присутствовали только он, его коллега Штройдель и машинистка Шульц сидел прямо передо мной. Он запахнул свой двубортный пиджак руками справа и слева, как будто он мерз. Язык тела, думал я, язык тела. И мои мысли были при этом совсем далеки от происходившего.
Перед моими глазами проносились картины моих последних лет службы. Снова вспомнились Дядюшка Бен, первая встреча с Олльхауэром, и вся лавка "Стэй-бихайнд", Федеральная канцелярия и Шмидбауэр, прогулки в лесу и Фёренвег, охрана для моей семьи, "Рюбецаль", Ульбауэр, ведущая дело Фёртча сотрудница и Фредди. Я буквально утонул в воспоминаниях. В голове возник отель "Бухенхайн", и поневоле я подумал о том, как вел себя вчера Шульц, тот самый. который сидел сейчас передо мной, разыгрывая из себя защитника государства. Я ухмыльнулся и снова вернулся в "здесь и сейчас".
Как бы походя я ответил на целую кучу вопросов. Когда он увидел, что я улыбаюсь, из него вырвалось: – Вы, кажется, не воспринимаете это все слишком серьезно, да? – О, нет, очень, очень серьезно, – ответил я наигранным тоном. – Вам нужен перерыв, – решил Шульц. – Пойдемте со мной, – приказал он и оглядел кабинет, будто желая отыскать в нем "жучков". Затем он вышел, а я последовал за ним.
Через несколько минут мы стояли перед зданием. Выложенная белым гравием площадь перед главным входом была пуста. Только в углу стояла синяя "Вектра". За рулем сидел Фредди и курил через открытое окно. – Верная душа, – подумал я. Шульц встал передо мной. С огромным неудовольствием он осознал, что я не назову ему ни настоящих имен моих источников, и не скажу ни слова, которое могло бы привести к их идентификации. Много раз он спрашивал, можно ли ждать еще новых компрометирующих начальника Пятого отдела сведений и нет ли у меня уже на руках материала, о существовании которого ему пока неизвестно.
Он застегнул пиджак и снова затянул старую песню: – Я еще раз вам скажу. Я из Федеральной прокуратуры. Вы поняли? Я свободен в принятии решений. До вас дошло? На меня нельзя надавить. Я не подчиняюсь указаниям со стороны политиков. Вы должны знать, у нас в Германии действует принцип разделения властей. Понимаете? Вы хоть раз слыхали об этом? Политика не имеет отношения к моей работе. Я надеюсь, теперь это вам понятно.
В душе я начал закипать. Чего, собственно, добивается от меня этот человек? Мне нужно подыграть ему в этом кукольном спектакле? Я ведь сам видел и слышал, как в Ведомстве Федерального канцлера разнюхивали все это дело. Я узнал, что Шульц до этого уже побывал в Бонне. Знал, что там он получил соответствующие указания, и после выполненной работы снова отправится туда. Я видел, как он проводил обыск в кабинете Фёртча, я говорил с полицейскими из федерального уголовного розыска. Я знал, что думали об этом процессе Вильгельм и Ольгауэр. Я даже знал, что одному редактору мюнхенской газеты "Зюддойче Цайтунг" удалось еще до начала официального прокурорского расследования выведать в Федеральной прокуратуре, что следственные действия против Фёртча будут прекращены.
Потому мой ответ был коротким и прямым: – А почему, господин Шульц, вы отвечаете мне на вопрос, который я еще даже не задал? Я думаю, пора закончить эту комедию. Он был вне себя от ярости: – Вы слишком уверенно себя чувствуете, Буземанн. Учтите, я тоже могу по-другому. Кажется, вы недооцениваете мои возможности.
Но я недооценивал не только его возможности, но и, в первую очередь, его мотивацию.
"Империя" наносит ответный удар
Я уже довольно долго был на пути домой и как раз регистрировался на самолет, летящий в Ганновер, как у меня зазвонил мобильный телефон. Это был Ольгауэр. Он взволнованно сообщил мне то, что, собственно, не имел права рассказывать. Федеральный прокурор передал дело прокуратуре Мюнхена, а та начала расследование только против Фредди и меня. Суть обвинений: злоупотребления, обман и мошенничество.
Смеясь и качая головой, сидел я с моим партнером за чашкой кофе, в ожидании нашего рейса. – Тут они превзошли самих себя, – недоверчиво сказал Фредди. Потом спросил: – Мы с этим справимся? Я был погружен в мысли и не успел ответить, как он ответил на свой вопрос сам:- Да, справимся. Посмотрим. Что мы такого сделали? Мы просто защитили наши источники. Ну и что? Больше ничего, разве не так?
Мы еще не воспринимали опасность слишком серьезно. Мы работали честно и с лучшими побуждениями. Мы достигли больших успехов. Кроме печально известного закоренелого ворчуна доктора Херле все были нами довольны. Последняя оценка моей деятельности была выше хорошей, и Ольгауэр как раз недавно ее снова подтвердил. Мы всегда экономно расходовали деньги и в соотношении с достигнутыми результатами потратили их сравнительно мало. Три большие внутренние проверки доказали, что наша работа была безупречной. Не было никакого повода даже для дисциплинарных взысканий, не говоря уже об уголовном преследовании. В конце концов, оставалось лишь сокрытие настоящих имен агентов и наше упрямство во всем, что касалось защиты наших источников? Но за что же тут наказывать?
Потому мы решили просто подождать. Несколько следующих недель царила тишина. Мюнхенская прокуратура молчала. Эхо в прессе было однозначно негативно к нам. Кто-то усердно разжигал кампанию дискредитации против нас. Внутри "конторы" началась большая чистка. Вильгельма перевели в школу БНД в мюнхенском пригороде Хааре, Ульбауэра в один из рефератов Первого отдела, а Ольгауэр исчез в нирване БНД. Весь отдел безопасности сменился и – вот те на! – внезапно на свободные вакансии вернулись старые сторонники Фёртча!
Преемник Ольгауэра Баркус, который не хотел плясать под дудку Фёртча и его клики, уже за пару недель тоже был переведен на другую должность. Его сменил Коллер, питомец и любимчик AL 5. Потом он оказался свидетелем обвинения против нас и сам себя назвал "критичным поклонником Фёртча".
Собственно, еще ничего не происходило, но я чувствовал, что затевается что-то, находившееся вне моего влияния. Потому я первым сделал шаг вперед. Я позвонил в бюро Петера и попросил о личной встрече. Я хотел проинформировать его о настоящем состоянии дел. Петер, депутат Бундестага, занимавший соответствующую должность, казался мне подходящим человеком, кому можно было бы пожаловаться. Но так как он сам больше не входил в число членов Парламентской контрольной комиссии, он посоветовал мне обратиться к эксперту по вопросам безопасности, парламентарию от СДПГ Вильфриду Пеннеру. Итак, я поехал в Бонн.
Первоначально встреча должна была состояться 27 мая 1998 года. Я не хотел делать тайны из моей поездки, потому проинформировал своего тогдашнего шефа Ульбауэра. Таким образом, Служба все знала. Потом встречу перенесли на день раньше, соответственно изменилась и дата моего отъезда. Я не считал изменение дня отъезда важной информацией, потому не сообщил БНД об этом. Фредди и я переночевали в традиционном для нас "Рейнском отеле Дреезен". Погода была прекрасной, а вид на Рейн способствовал нашему хорошему настроению. Мы прекрасно знали эту гостиницу, потому что останавливались там уже не один раз. Совсем рядом от нее находился филиал БНД, занимающийся дешифровкой секретных документов. Мы частенько отдавали туда чрезвычайно важные зашифрованные российские документы.