Ах, Шерли, милая, ты даже не представляешь, как я восхищаюсь тобой, как ты мне дорога! Все, что мы пережили вместе, предстает перед моими глазами так же ярко и живо, как этот огромный небоскреб, что стоит через дорогу здесь, в Питсбурге, и ничто не доставляет мне большей радости, чем эти воспоминания. На самом деле мысли о тебе, Шерли, – самое драгоценное и сладостное, что у меня есть.
Но сейчас я слишком молод для женитьбы. Ты и сама это знаешь, правда, Шерли? Я пока не нашел своего места в жизни, и, сказать по правде, не знаю, смогу ли когда-нибудь его найти при моем-то непоседливом характере. Только вчера старый Роксбаум – это мой новый наниматель – пришел и спросил, не хочу ли я занять должность помощника смотрителя одной из его кофейных плантаций на Яве. Сказал, что первый год или два денег будет не много, едва на жизнь хватит, но потом мне станут платить больше, и я тотчас ухватился за это предложение. Согласился сразу, лишь только услышал о Яве, стоило мне представить, как отправлюсь туда, хотя и знал, что мог бы добиться большего, останься я здесь. Вот видишь, какой я, Шерл? Чересчур непоседливый и слишком молодой. Я не смог бы заботиться о тебе как полагается, и ты скоро разлюбила бы меня.
Ах, милая Шерли, я с нежностью думаю о тебе! Кажется, не проходит и часа, чтобы краткое, но бесконечно дорогое воспоминание о тебе не явилось мне. О эти чудесные мгновения… Ночь, когда мы сидели на траве в парке Трегор и считали звезды в ветвях деревьев; тот первый вечер в Спарроус-Пойнт, когда мы опоздали на последний поезд и нам пришлось идти пешком до Лэнгли. Помнишь тех лягушек, Шерл? А теплое апрельское воскресенье в лесу Атолби! Ах, Шерл, тебе не нужны те шесть записок! Позволь мне сохранить их у себя. Но помнить обо мне, милая, где бы ты ни была и что бы ни делала, будешь? Я всегда буду думать о тебе и сожалеть, что ты не встретила мужчину более достойного и здравомыслящего, чем я, хотел бы я и правду жениться на тебе и стать таким, каким ты желала меня видеть. До свидания, любимая. Возможно, я отплыву на Яву меньше чем через месяц. Если это случится и ты не будешь против, я отправлю тебе оттуда пару открыток (при условии, что они там есть).
Твой никчемный Артур».
Она сидела молча и в глухом отчаянии вертела в руках письмо. Его последнее послание. Другого уже не будет, в этом она не сомневалась. Артур уехал, теперь уже навсегда. Шерли один лишь раз написала ему: ничего не требовала, не умоляла, только попросила вернуть ее письма, – тогда и пришел этот нежный, но уклончивый ответ. Он не сказал ни слова о своем возможном возвращении, но захотел сохранить для себя ее письма в память о прошлом, о счастливых часах, проведенных вместе.
Счастливые часы! О да, да, да, то были счастливые часы!
И вот она сидит дома после целого дня работы и размышляет обо всем, что случилось за несколько коротких месяцев между его появлением и отъездом; теперь то время представлялось ей волшебным, сказочным вихрем красок и света, который, казалось, перенес ее в иной, неземной мир, но ныне, увы, волшебство рассеялось. В том мире было все, чего она желала: любовь, поэзия, радость, смех. Артур был таким веселым, беззаботным и своенравным, таким по-юношески романтичным, любил игры и не терпел однообразия, мог часами говорить обо всем на свете и чем только не занимался: задорно танцевал, насвистывал, недурно пел и музицировал, знал толк в карточной игре, показывал фокусы. В нем так остро чувствовалась незаурядность; всегда оживленный, приветливый, жизнерадостный, он держал себя вежливо и учтиво, но вместе с тем его раздражали тупость и косность, все скучное и пошлое, обычное для… Но тут Шерли оборвала свои мысли, не желая думать ни о ком, кроме Артура.
Она сидела в крохотной спальне возле гостиной на первом этаже своего дома на Бетьюн-стрит и смотрела на двор Кесселов, за которым тянулись дворы или лужайки Поллардов, Бейкеров, Крайдеров и остальных соседей – на Бетьюн-стрит не было изгородей, – и думала о том, каким скучным все это, должно быть, казалось Артуру с его острым умом, живым воображением и знанием жизни, с его любовью к переменам и веселью, с тем ореолом исключительности, что его окружал; подобных ему людей Шерли еще не встречала. Как мало она ему подходила! Ни ее красота, ни темперамент не искупали различия между ними, его неуловимого превосходства. Как видно, ее скучная работа и дом отпугнули Артура, потому он и уехал. Многие восхищались Шерли и искали встреч с ней, она была молода и по-своему хороша собой, пусть и простовата, ее осыпали знаками внимания, внешность ее волновала мужчин, однако Артур остался к ней равнодушен и бросил.