В пакете были красивые тетради, чернила, перо, немного шоколада, платье, белье и… красивая красная роза. Я вновь испортила его сюрприз. От ощущений собственной никчемности я шмыгнула носом, игнорируя желание пустить слезу и стала приводить себя в порядок.
Из гостиной доносилась музыка — Эрик играл отрывок из «Свадьбы Фигаро», это была кавантина Барбарины, с которой мы начинали с ним заниматься.
Я надела новые вещи, купленные Эриком, и решилась выйти к нему. Он перестал играть, но не повернулся ко мне.
— Эрик, спасибо за то, что вы мне принесли, — я сажусь рядом с ним на стул у стола, где лежала скрипка, — роза очень красивая.
Он поворачивает голову в мою сторону, тянет руку, желая коснуться моей щеки, но вместо этого делает так, что в его руке волшебным образом появляется та роза, что была у меня в пакете.
— Я хотел подарить ее вам сам, но вы были не в настроении, — я принимаю розу, не в силах сдерживать улыбку, — хотите позавтракать… точнее уже пообедать, Кристина?
— Да, конечно… Эрик, простите меня за такой вопрос, но… когда вы проводите меня обратно в театр? — Эрик замирает на месте, сжимая кулаки.
— Кристина хочет вернуться в людской мир, потому что Эрик ей настолько противен? — он поворачивается ко мне, пытаясь коснуться, обнять, но вместо этого оседает на колени и упирается головой мне в ноги, держа в руках ткань платья, — не оставляйте бедного Эрика одного, моя дорогая Кристина. Эрик умрет от любви к вам!
— Я не собиралась! Встаньте! — на моих глазах наворачиваются слёзы, когда он падает на колени от безысходности, — на сколько дней вы приглашаете меня погостить у вас? — я будто вижу, как блеснула золотом радужка его глаза.
— Пять дней, — он ответил настолько быстро, будто готовился к этому вопросу.
— Пять дней? Почему?
— За пять дней Кристина привыкнет к Эрику и перестанет его бояться, она забудет, что видела под маской и вернётся к нему, — он молчал, смотря мне в глаза, — вернётся по доброй воле и не оставит его.
— Я с радостью погощу у вас пять дней, — соглашаюсь я. Медленно подойдя к нему, я с нежностью обнимаю его, снова чувствуя, как быстро бьется его сердце.
Он такой же человек, как и я, такой прекрасный внутри, но необычный снаружи. Прошу, Боже, дай мне сил справиться с этим и привыкнуть к нему!
— Если вы делаете это из жалости, то не стоит, — и тем не менее он обнимает меня в ответ, — Эрик не дурак.
— Да, вы далеко не дурак, Эрик, — я крепче обнимаю его, а потом отстраняюсь, держа за руку, — я думаю, мы вчера достаточно объяснились друг с другом — если я что-то делаю, то только по своей воле.
Он только кивнул и повёл меня в сторону кухни. На завтрак у нас были раки. Эрик не ел. Я странно косилась на него — он на меня. Было страшновато.
— Почему вы не едите? — я отрываю клешню от рака, откладывая ее в сторону, чтобы позже съесть.
— Не хочу пугать вас, — он отворачивается к еде, я понимаю, что он голоден.
— Прошу, перестаньте. Мой Ангел, если вы не станете есть вместе со мной, я подумаю, что вам противно есть, когда я нахожусь рядом с вами! — я не собиралась так думать, просто понимала, что после этой женской хитрости он приступит к еде, потому что просто не поймёт — серьезно я говорю или нет. Женщины чертовски непредсказуемы. Эрик берет рака в руки и приступает к еде.
Мне пришлось трапезничать молча и не смотреть в сторону своего суженого. Я не могла смотреть, как он облизывается на этих злосчастных раков, но смотреть, как он их ест — отдельный вид пыток.
Я скоро привыкну.
Из-за деформации рта половина его пищи вываливалась на тарелку. Аппетит пропал. Я с наигранной улыбкой утёрла рот и потянулась. Вдохнув больше воздуха, я посмотрела на него и улыбнулась. Он улыбнулся мне в ответ, протерев рот.
— Всё было очень вкусно, спасибо, — я не собиралась вставать, пока он не доест.
— Благодарю за совместный обед. Я никогда ни с кем не трапезничал, — он встал с места и забрал все тарелки, относя их в мойку, — Кристине все нравится?
— Да, мне все нравится, Эрик… почему вы раньше ни с кем не ели?
— Вы первая, кто так успешно скрывает за улыбкой своё отвращение к Эрику. Я вижу, вам неприятно, но вы стараетесь, другие даже не пробовали, — он моет посуду, а я закусываю губу, краснея. Все-таки догадался, — не краснейте, я не виню вас.
— Простите, просто мне нужно время, чтобы привыкнуть, как вы сами говорили. Какие у вас планы на день? — я хотела бы ему помочь с уборкой, но он не дал мне этого сделать, жестами приказав сидеть.
— Мы проведём урок музыки, а потом… будем делать все, что вы захотите, — Эрик подаёт мне руку, помогая мне встать из-за стола.
— Я чувствую усталость, вы не против, если я полежу в своей комнате? — я не вижу на его лице раздражения, но он явно не хочет со мной расставаться. Ему одиноко.
— Кристине противно общаться с Эриком?
— Нет, я устала, правда, просто хочу полежать, — я прижимаюсь щекой к его ладони, она холодная. Он прижимает меня к себе за талию, прикрывая глаза.
— Эрик может спеть Кристине колыбельную?
— Нет, спасибо, я хочу побыть в тишине, — он сжимает меня в объятиях, а потом отпускает.
— Как только отдохнёте, выйдите из комнаты, я буду ждать. Вечером мы можем выпить немного вина и обсудить одну интересную работу, про которую я вам расскажу, — я киваю головой и ухожу в свою комнату.
Эрик тяжело вздыхает, вновь оставаясь один.
***
К вечеру мне пришлось выйти из комнаты и вернуться к Эрику. Он сидел на диване и все это время меня ждал. Сейчас он что-то рисовал на бумаге, я подошла ближе.
— Можно посмотреть? — я кладу голову ему на плечо, заглядывая через него, что он рисует. Эрик выдвигает лист на свет, давая мне его рассмотреть. Там были изображены мы.
Я была очень четко прорисована спящей на кровати, а от него был лишь силуэт в маске.
— Это очень красиво… — я беру лист себе в руки, чтобы детальнее рассмотреть его творение. В глаза бросается самодельная сцена, стоящая в небольшой куче его работ. На сцене стояла фигурка, похожая на меня.
— Это тоже я? — он кивает в ответ, вставая со стула, — когда вы все это успели?
— Нет ни минуты, чтобы я не думал о вас, — он обнимает меня со спины, осмелев, я откидываю голову назад на его плечо, забывая про лицо. В памяти стёрлись страшные воспоминания той ночи, те разъярённые глаза, остались лишь каркасы этих воспоминаний.
— Эрик, вы настоящий гений, я бы никогда не смогла столько всего сделать, — я слышу, как он втягивает носом (тем, что от него есть) запах моих волос. Я не чувствовала, чем они пахли, но ему нравилось, потому что он уткнулся губами в мои волосы. Интересно, как он дышит?
— По сравнению с вашей красотой всё это становится не таким уж и удивительным, — я поворачиваю к нему голову, встречаясь с ним взглядом — его глаза очень красивы, но это все, что можно отметить в нем, — я люблю тебя, Кристина.
Я молчу, смущенно улыбаясь. Мне нечего ответить — я его не люблю.
— Может, позанимаемся музыкой? — его глаза, блестевшие надеждой, потухли, и он разомкнул объятия, садясь на диван. Мне было его жаль, но я не смогла его обмануть.
— Да, конечно, хотите послушать новости из театра? — я активно закивала головой, присаживаясь рядом с ним на диване. Он разлил токийского вина по бокалам.
— Естественно! — я скидываю туфли с ног, удобнее усаживаясь на диване, Эрик улыбается, а потом грустнеет, не знаю, почему.
— Публика безумно в вас влюблена, Кристина, все хотят видеть вас на сцене через две недели в главной роли… — он гладит меня по голове, я подсаживаюсь ближе, чтобы ему не приходилось тянуться через весь диван, — обещаю, что роль графини в опере «il Muto» достанется вам.
— Но я ведь плохо знаю её, — я попыталась возразить, Эрик вложил мне в руку бокал.
— Для этого вы сейчас здесь, моя маленькая Кристина. Я научу, но прежде предлагаю попробовать это вино. Какое вам больше нравится? — он внимательно следит за тем, как я отпиваю несколько глотков из бокала.