— После того как я первый раз схватил его слишком низко, я ведь уже не мог ничего поделать, — поясняет он. — Ясно, что разумнее всего было закрыть глаза и разыграть мертвого жука. — Он все еще сильно прихрамывал. — Неужели вы сочли бы проявлением храбрости, если бы я предоставил им еще больше избить меня?
Иоганна невольно улыбнулась.
— Кстати, вы знакомы с этими молодыми людьми? — спросил он, повернув к ней свое умное, несколько помятое лицо и лукаво поглядывая на нее.
— То есть как? — удивилась Иоганна, высоко подняв брови.
— Если вы ничего не хотите рассказать мне об этом столкновении, — заметил он, — то у вас, должно быть, на это есть свои соображения. А я был бы не прочь узнать подробности. Скажу вам, что я от природы любопытен. — Он снова лукаво и доверчиво поглядел на нее. — Ай! — вскрикнул он, вдруг сильно припадая на ногу. Но когда она попыталась поддержать его, он сейчас же заворчал: — Да уберите же вашу руку! Вы только испачкаетесь в крови!
— Конечно, я этих хулиганов не знаю, — сказала Иоганна, — но они-то, должно быть, узнали меня.
— Как так — узнали? — своим сдавленным голосом спросил он. — Разве вас нужно обязательно знать? Кто же вы — кинозвезда? Или чемпионка по плаванию? Впрочем, мне ваше лицо действительно начинает казаться знакомым.
— Я рада, что мы добрались до автомобиля, — проговорила она, заметив, что его лицо снова страдальчески передернулось. — Эта история все-таки не прошла вам даром. Не лучше ли будет мне проводить вас?
— Ерунда, — сказал он. — Меня зовут Жак Тюверлен, — продолжал он после короткого молчания. — Если вам это будет приятно, можете справиться о моем здоровье. Мой номер найдете в телефонной книжке.
Она вспомнила, что где-то видела это имя напечатанным, но все же заставила Тюверлена повторить его по буквам.
— Меня зовут Иоганна Крайн, — проговорила она затем.
— Ах, так… вспоминаю, — подумав, отозвался он. — Но знаете, тогда, пожалуй, будет лучше, если вы действительно поедете со мной. Не ради меня, а принимая во внимание создавшуюся обстановку. — И лицо его снова стянулось в бесчисленные складочки. Но он сразу же успокоился и выжидательно посмотрел на нее.
Она также взглянула на него и увидела, что у него широкие плечи и узкие бедра. Мотор был заведен. Поколебавшись немного, он сел в автомобиль.
— О, я не думаю, чтобы ко мне еще раз привязались, — с опозданием произнесла Иоганна. — Эти четверо, вероятно, были пьяны. Здешние люди в общем добродушны.
— Это ваше личное мнение, — сказал он. — Во всяком случае, при всем своем добродушии за последние годы они поубивали немало народу. — Он уже сидел в машине, мотор гудел. — Вы знакомы с джиу-джитсу? — спросил он. И так как она, смеясь, покачала головой, добавил: — Тогда вам, пожалуй, все же следовало бы поехать со мной. — Прищурившись, он глядел на нее лукавыми, немного сонными глазами.
— Но в двенадцать мне нужно быть у моего адвоката, — произнесла она, уже стоя на подножке автомобиля.
— Так-то оно вернее будет, — весело сказал Тюверлен, когда она села рядом с ним и машина тронулась.
Книга вторая
Суета
1. Вагон метрополитена
Вагон номер четыреста девятнадцать берлинского метрополитена, покрытый наполовину красным лаком, с мягкой красной кожаной обивкой, наполовину желтым лаком, с деревянными скамьями, был набит до отказа. Наступил час окончания занятий. Люди стояли, держась за ременные петли, прижатые друг к другу, притиснутые к коленям сидящих. Они толкали друг друга локтями, старались занимать как можно меньше места, бранились, извинялись. Кто-то сильно пахнувший дезинфекционными средствами сидел в углу, откинув назад забинтованную голову и полузакрыв глаза. Какая-то дама посасывала конфеты, вытаскивая их из пакетика, другая ежеминутно роняла на пол то сумочку, то один из своих многочисленных свертков. Какой-то человек в очках, несмотря на свою осторожность, все время беспомощно натыкался на соседей; кто-то ловким приемом обшаривал чей-то карман. Какая-то дама увлеченно красила губы. Две молодые девушки беспокоили публику своими теннисными ракетками, а человек в синей блузе — похожим на пилу инструментом, который, по мнению большинства, вовсе не полагалось брать с собою в вагон.
Весь этот человеческий груз, хихикая, споря, совершая сделки, флиртуя, распространяя запах духов, с тупым, потухшим взглядом цеплялся за ременные петли, в одинаковом механическом ритме следовал движениям мчавшегося поезда, шатался, покачивался при крутых поворотах, одинаковым движением век щурил глаза, когда поезд из освещенного электричеством туннеля вылетал наверх, в полосу ярких лучей вечернего июньского солнца.