Для Фейхтвангера лидеры фашизма — персонифицированное историческое зло, а само фашистское движение — взрыв варварства, которое таится под тонким покровом цивилизации и время от времени вырывается на поверхность истории, сея смерть и разрушение.
Подобный взгляд на фашизм, вытекавший из особенностей мировоззрения писателя, однако, не исказил в романе изображения фашистского движения, ибо Фейхтвангер был весьма конкретен в социальном анализе условий, приведших к рождению национал-социализма в после-версальской Германии, и не отрывался от почвы живой истории. Он поднялся до понимания того, что сопутствующие фашизму жестокость и бесчеловечность обусловлены бесчеловечностью самого буржуазного общества.
Эту мысль Фейхтвангер подкрепляет образами Эриха Борнхаака и его приятеля фон Дельмайера — молодых людей, со школьной скамьи брошенных в горнило войны и вернувшихся оттуда с окаменевшими сердцами и выжженными душами. Логика событий привела их в ряды «истинных германцев».
Молодые люди, которые должны были стать надеждой нации, залогом ее будущего, опустошены и развращены самим обществом. У них нет никаких моральных устоев, ибо их нет и в самом обществе; у них нет и ясных жизненных перспектив, ибо их нет у того общества, сынами которого они являются. Они ведут призрачное существование, добывая себе средства к жизни из самых сомнительных источников — становясь сутенерами, подобно пресловутому Хорсту Весселю, обожествленному гитлеровцами, или изобретая фантастические проекты, вроде «кошачьей фермы» Эриха Борнхаака. Они выросли и созрели для самых грязных и кровавых дел — шпионажа, «ликвидации» неугодных политических деятелей, убийств, бьющих на сенсацию и устрашение, подобно организованной Борнхааком «казни» девицы Амалии Зандхубер.
Их образ мыслей чудовищен и извращен, но он отражает извращенность самого собственнического мира. «На войне нас называли героями, теперь — убийцами. Я нахожу это нечестным и нелогичным», — говорит Эрих Борнхаак, и его насмешка над лицемерием буржуазной морали вполне обоснованна, ибо общество, допустившее и освятившее величайшее преступление против человечества — войну — и поощрявшее «истинных германцев», зиждилось на насилии. Когда в 1933 году настало время безраздельного господства Кутцнера — Гитлера и его приспешников, ничем не ограниченное насилие превратилось в норму государственной практики.
Изображая фашистское движение со многих сторон, Фейхтвангер рассматривает его как величайшую угрозу человеческой культуре, возникшую в недрах самой буржуазной цивилизации. Но фашизм не смог бы так легко проложить себе дорогу, если бы ему противилась та часть буржуазии, которую вполне устраивали даже выхолощенные и урезанные формы буржуазной демократии. Особенности классовой психологии этих слоев буржуазии, не примыкавших к открытой реакции, но своей половинчатостью и склонностью к компромиссам способствовавших усилению ее позиций, Фейхтвангер с блеском раскрыл в образе коммерсанта Гесрейтера.
Господин Гесрейтер брезгливо относится к шовинистическим крайностям «истинных германцев». Тоскуя и сокрушаясь, он наблюдает за тем, как меняется облик его времени и страны, где все меньше места остается уюту и покою, столь дорогим его бюргерскому, не очень горячему сердцу. Он в меру терпим и либерален: в деле Мартина Крюгера он на стороне невинно осужденного человека и даже пытается предпринять кое-какие шаги, чтобы добиться исправления допущенной несправедливости, но все его позывы к добру остаются только в области благих намерений.
Он не против того, чтобы приобщиться к большой игре, которую открывала перед ним экономическая конъюнктура. Но так как ему не хватает решительности и внутренней стойкости (Фейхтвангер подчеркивает, что эта черта социальная, а не индивидуальная), то Гесрейтер терпит неудачу во всех своих делах. В тридцатые годы — в дни утверждения гитлеризма — люди такого рода покорно и послушно пойдут за сильной властью, продав свое буржуазно-демократическое первородство новым хозяевам Германии.
Свойственный «Успеху» критический пафос, страстное и безжалостное разоблачение реакционных сил, составляющее одно из главных достоинств романа, возникли на очень сложной идейной основе.
Фейхтвангер чувствовал, что мир, в котором он живет, находится на переломе и реакция, столь ожесточенно отстаивающая свои позиции, борется не только со своими внутренними противниками, но и с более опасным врагом — духом времени, то есть глубинным, необратимым ходом самой истории.