- Я тоже так думаю! – подхватывает она, едва я заканчиваю фразу, - понимаете, она умерла шесть лет назад, я была на похоронах и видела гроб… понимаете, я тоже не поверила вначале, когда Он рассказал мне, но…
- Он?
- Он. Он не называл своего имени.
Эдвард? Эдвард её нашел? Где и зачем? И главное – откуда он вообще узнал про неё?..
- Он сказал, вы живете здесь…
- Мне кажется, вы ошиблись, - делаю глубокий вдох, качнув головой, - мы здесь совсем недавно, я и муж, и мы никого не знаем… вам дали, наверное, неправильный адрес. Извините.
- Вы извините, - незнакомка поспешно поднимается на ноги, виновато глядя на меня, - верно, неправильный адрес… я переспрошу и тогда приду, куда следует… извините…
Она быстро поворачивается на каблуках, следуя к двери. Минует четверть пути, половину…
Я не могу ни черта понять. Смотрю ей вслед, как завороженная, кусая губы едва ли не до крови. Откуда вообще мысли, что «Он» - это Каллен? Вполне угодно, кто-нибудь иной… любой другой мужчина будет «Он»! К тому же, как я слышала, она не уверена, не знает, кого должна увидеть… но в то же время эта женщина назвала меня Изабеллой! Изабеллой, хотя во всех счетах и даже номере сим-карты на мобильном я Анжелика! Никакого сходства, это не может быть ошибкой!
Тогда, получается…
Я решаюсь проверить. Попытка не пытка – в конце концов, я ведь должна убедиться в том, кто она. И если та, что я думаю, то это будет… невероятно. Не имею ни малейшего понятия, что буду делать дальше, но все же интересно посмотреть, узнать интересно.
Я набираю в легкие воздуха в тот самый момент, когда женщина протягивает руку к дверной ручке. Вот-вот коснется её и выйдет… последняя попытка!
- Рене?..
Она останавливается. Быстро, сразу же, без промедления. Останавливается и ошарашенно оборачивается на меня, прожигая полным недоумения взглядом. Но неверие в карих глазах сразу же сменяется настороженностью.
- Рене, да. С-свон… Рене Свон.
Подтвердилось.
Мы стоим друг напротив друга – в десяти шагах расстояния – не моргая, разглядывая самих себя в отражении другого. И все черты совпадают. Все – словно бы сняли с глаз пелену. Я вижу эту незнакомку возле нашего дома, возле форксовского леса. Только волосы её длиннее, только глаза смеющиеся и губы ещё не тонкие, ещё ярко-алые, пухлые, как на лучших картинах. И навстречу ей выбегает девочка. Маленькая девочка с распущенными каштановыми волосами. Она жалуется на что-то… жалуется, что папа забрал у неё игрушку или что-то в этом роде… звонкий голос вместе с мягким, женским, теряется где-то на фоне шумящих сосен. Картинка пропадает, оставляя вместо деревьев и девочки только женщину. Только её.
- Белла… - Рене прикладывает дрожащую ладонь ко рту, в то время как глаза – мои глаза – наполняются самыми настоящими слезами, - девочка…
Я не двигаюсь с места. Не чувствую соленой влаги – её нет. Чувствую лишь, как в груди что-то разрывается. Больно-больно, на мелкие части. Или бьется – осколков не перечесть. Но по-иному описать это ощущение не выйдет.
- Белла, как же?..
- Я не…
- Господи! – оставляя у порога сумку, женщина быстрым шагом направляется ко мне. Забирает в неожиданно сильные, если судить по её телосложению, объятья, прижимая к себе, - девочка моя, ну конечно!
- Подождите… подождите, так не бывает! – пробую разуверить её я, хотя самой уже очевидно, что вправду вижу маму… она такой стала? За шесть лет – такой? Так сильно изменилась?
- Я почти полностью уверена… можно кое-что проверить? Одну секундочку только.
- Что проверить?..
Не говоря больше не слова, она, выпустив меня из своих рук, отходит назад на полшага. Аккуратно, будто бы я пропаду, если она сделает что-то не так, приподнимает низ моей майки. Мгновенье смотрит точно туда, куда нужно.
- Да, - выдыхает, заметив небольшой шрамик с правого бока, - аппендицит, верно? В семь лет.
- Семь лет и семь месяцев.
- Семь лет и семь месяцев, - согласно кивает она, - да, моя девочка… да, это ты!
И снова обнимает меня. Сейчас, кажется, ещё крепче, чем прежде.
И тут, после такой проверки, после такого досконального подтверждения, я не могу удержаться. Плачу сама. Плачу, вначале не пуская наружу слезы и попросту давясь, в такт всхлипам Рене, рыданиями, но потом, дав слабину, показываю, что на самом деле происходит… пальцы сами собой, не прося ни позволения, ни чего-то иного, впиваются в её футболку. Стискивают так, что вряд ли выдержит ткань. Но ни для кого это значения не имеет.
Это – моя мама! Мама, каким бы вымыслом душевнобольного не казалось её присутствие в этом доме сегодня! Мама, которую, я думала, потеряла в тот самый день, когда Джеймс принес извещение из похоронного бюро. Мама – единственная, которая у меня осталась из прошлой жизни – без Кашалота. Мое детство и моя радость. Безоблачный и счастливый Форкс…
- Я не знаю, кто этот человек, но я дам… дам ему все, - шепчет Рене, поглаживая мою спину, - он вернул мне тебя, я же думала, что… я была уверена!..
Знала бы ты, мама, какая это долгая история… у меня просто не хватит сил тебе её рассказать!
- Когда Он позвонит мне, я поговорю, как встретиться ещё раз… - убеждает она, целуя мой лоб, - не бойся, не бойся, больше я тебя не оставлю… я здесь, моя девочка. Я здесь, Белла…
Словно бы я ещё ребенок. Словно бы до сих пор жду сказки перед сном, чтобы заснуть, словно бы до сих пор веду маленькую записную книжку-дневник, с которой делюсь своими мечтами… и верю в сказки. Добрые-добрые, светлые-светлые.
А ещё я знаю, кто такой он.
И, подобно Рене, убеждена, что как только снова увижу его, сделаю все, что он ни попросит.
Этот сюрприз удался… этот подарок – один из лучших в моей жизни, tesoro! Спасибо тебе… спасибо тебе огромное!..
*
Пляж, солнце и вода. Блестящая-блестящая, как в лучших мечтах. И навстречу, прямо из воды, окатывая меня волной из брызг, навстречу несется Джером. Он настолько быстрый, что приближается, кажется, с каждой секундой на добрые пять метров. Вот уже совсем близко… разжимает руку – цветные камушки! Розовый, синий, фиолетовый и зеленый – мы вместе раскрашивали их пару дней назад. Где-то есть и красный – почему он не взял его? Камешки падают на песок, мгновенно в нем теряясь. Джером нагибается, чтобы собрать их, но, увидев, что собирать-то нечего, хмурится, едва ли не плача. Ему они нравились, я помню.
- Сейчас найдем, солнышко… - я наклоняюсь вслед за малышом, но, как только среди теплого песка нащупывается искомый предмет, Джерри пропадает из виду. И пляж пропадает, и небо, и сами камни… остается только океан. И только он со мной рядом.
- Ш-ш-ш, - пенясь, шипят волны прибоя. Уменьшаясь из штормовых до прибрежных, они постепенно звучат все громче, - ш-ш-ш…
Притрагиваются к телу – сначала у ног, под коленями, а потом на спине. И внезапно – увлекают за собой. Я вздрагиваю, попытавшись вырваться из их хватки, но это дело бесполезное. Волны хорошо подготовились.
И снова:
- Ш-ш-ш…
Я не хочу тонуть! Я не хочу в океан – меня ждет Джером! Где мой мальчик?..
- Пустите… пустите!..
- Это я, - успокаивает шепот после очередного накатывания маленьких волн на берег, - я, моя хорошая, все в порядке.
Я жмурюсь от засветившего прямо в лицо оранжевого солнца, ища взглядом говорящего. Пусто-пусто… но затем вдруг волны увеличиваются и накрывают собой целиком. Темно. Темно и холодно. Снова.
- Прогноз погоды вещь неблагодарная, да? – мягко интересуется бархатный баритон, когда его обладатель трется носом о мои волосы.
Да он же теплый! Больше – горячий! Здесь, среди холода, среди ветра! Никому не отдам!..
- Эй, - заметив то, как я набрасываюсь на него, в буквальном смысле желая слиться воедино, хмыкает мужчина, - тише, не так резко…
- Эдвард?.. – узнаю аромат. Везде узнаю.
- Ну а кто же ещё?
- Эдвард… - стону, обвивая руками его за шею. Утыкаюсь в неё носом, зажмуриваясь. Все, что было – сон, мне приснилось? И Рене, и то, что она меня узнала, и то, как мы плакали, держа друг друга в объятьях? Нет… это было бы слишком, слишком жестоко.