В конце концов, это стало любимым осенним занятием острова Скельм.
— Вот мой ребенок! — визжит она, когда я вхожу в кухню, протягивая мне руку. Ее темные волосы зачесаны назад и заправлены в горловину черного свитера, ногти выкрашены в ярко-фиолетовый цвет.
Я вхожу в ее объятия, наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку, и мама протягивает мне ложку бульона, чтобы я попробовал.
Прихлебнув из ложки, я издаю звук одобрения, когда выпрямляюсь.
— Нужно добавить еще немного чили, и думаю, все готово.
Кивнув, она протягивает руку и открывает банку со специями, добавляет их в суп и перемешивает.
— У меня так и не было возможности поговорить с тобой о твоем поведении, — говорит она после нескольких секунд тихого помешивания.
— Ты имеешь в виду, насчет Трейси...
— Рука?
Я морщусь.
— Я надеялся, что ты не знаешь подробностей.
Она опускает подбородок, прерывисто дыша.
— К сожалению, эта новость появилась, когда мы с девочками все еще пытались выманить Дженсена из его дома.
— Не сработало?
— Нет. Но, конечно, было приятно наблюдать, как твоя маленькая подружка вытаскивает его задницу оттуда. Как будто туман рассеялся в ту секунду, когда этот человек был вынужден столкнуться со своими деяниями. — Она замолкает, наклоняет голову и смотрит в окно над раковиной. — Ну, во всяком случае, метафорический туман. Я думаю, что глобальное потепление делает настоящий туман еще хуже.
— Детектив Слоан не моя подружка, — говорю я.
— О, боже, Линкольн. Ты уже порвал с ней? — Она поднимает деревянную ложку, целясь мне в живот, и я отскакиваю в сторону, прежде чем она сможет меня стукнуть. — Гейб сказал, что она тебе нравится.
«Я точно прибью его».
Сжимая и разжимая кулак, я прислоняюсь к стойке, пожимая плечами.
— Нравится. Но все… сложно.
Сложно, потому что я должен ненавидеть ее, но ловлю себя на том, что постоянно хочу быть рядом с ней.
А потом вся эта история с «она может быть моей пропавшей лучшей подругой».
Моя мама вздыхает, качая головой. Она регулирует температуру на плите, вытирая руки кухонным полотенцем.
— Так обычно и бывает.
Мама поднимает взгляд на фотографию, висящую на стене у холодильника — она и папа в день свадьбы, во время их первого танца. Кроме того, фотография Гейба и Дейзи в золотой рамке, отправляющихся в медовый месяц, на их лицах застыли самые большие улыбки.
Гейб выглядит немного потерявшим рассудок, и я помню восторг, который он испытывал в тот день. Как тот все время повторял, что женитьба похожа на полет души, который он никогда не думал получить в своей жизни.
— Знаешь, жизнь коротка, — говорит мама, тыча в меня указательным пальцем. — Сложности всегда будут. Но я обнаружила, что с ними легче справляться, когда кто-то рядом с тобой.
Я киваю, стараясь не слишком заострять внимание на том факте, что мои сложности немного более экстравагантны, чем, возможно, когда-либо были у нее, и вместо этого позволяю ее совету впитаться, когда выхожу из дома и возвращаюсь в свою хижину.
Моне сидит на крыльце, пока я глушу двигатель грузовика, усталость давит на мои кости, когда я вхожу внутрь. Алекса нигде не видно, когда я закрываю за собой дверь, что говорит о том, что он либо все еще в участке, либо спит в импровизированной комнате для гостей.
И это радует. Мне неинтересно видеть этого ублюдка, когда он чертовски хорошо знает, что прервал нас в церкви ранее.
Сняв ботинки, засовываю их в угол и бесшумно иду по коридору, жетоны Моне звякают друг о друга, когда он залезает на диван, устраиваясь на ночь.
Я дохожу до конца коридора и медленно открываю дверь своей спальни, осознавая, что это пересекает еще одну невидимую черту.
Больше, чем пересекает. Это присоединение к Морган сегодня вечером укрепляет слова, что я сказал ей в церкви, делая их более постоянными.
«Acta non verba»9, как говаривал проповедник Картрайт после каждой службы для молодежи. Действия говорят громче слов — и мои, блядь, кричат, когда я вхожу, захлопывая дверь ногой.
Морган свернулась калачиком в моей постели, одеяло обернуто вокруг ее бедер, как будто она погружена в беспокойный сон. Я медленно приближаюсь к ней, мое сердце подскакивает к горлу, когда замечаю на ней футболку «Морские котики».
Мою футболку.
И черт меня дери, если вид того, что она носит мои вещи, не укрепляет мою решимость.
Поглаживая изгиб ее бедра, пытаюсь запомнить ощущение ее тела под своей ладонью, я натягиваю на нее одеяло. Морган издает легкий вздох удовлетворения, глубже зарываясь носом в подушку, и я двигаюсь, чтобы раздеться и забраться рядом с ней.
На данный момент, думаю, не имеет значения, дочь смотрителя маяка она или нет.
Эта девушка поглощает каждую мою гребаную мысль, зажигая меня, как звезды в небе.
Может, будет лучше не знать?
И на сегодняшний вечер я заставляю свои вихрящиеся мысли успокоиться, когда заползаю на матрас и переворачиваюсь на бок. Обхватив Морган рукой за талию, я оттягиваю ее бедра назад, чтобы ее попка идеально прижималась к моему члену, и целую в плечо.
На сегодняшний вечер я приму это таким, как есть.
Что-то реальное среди лжи и обмана, которыми, кажется, полон этот город.
И я должен надеяться, что этого будет достаточно.
ГЛАВА 36
— Беги.
Распахиваю глаза. Пытаюсь принять сидячее положение, но что-то удерживает меня на месте.
— Ш-ш-ш, Стрелок. Это всего лишь сон. — Рука гладит меня по волосам, и, хотя на лбу выступают капельки пота, от кошмара меня пробирает озноб. Мое сердце колотится так быстро, что я слышу его в ушах, звук заглушает здравый смысл, когда борюсь с захватом, в котором нахожусь.
— Морган. — Голос пытается снова, хватка вокруг моей талии еще сильнее сжимается и прижимает меня к чему-то твердому.
Набираю полную грудь воздуха, выдыхаю, чтобы попытаться успокоить свою нервную систему. Разум медленно просачивается обратно по мере того, как ослабевает реакция «дерись или беги».
— Все в порядке, — успокаивает голос.
Только успокоившись, я понимаю, кому он принадлежит.
Линкольн.
Не знаю, что он здесь делает — хотя это его спальня — мужчина никогда так не вторгался в мое пространство, пока мы жили в его доме.
Мое сердце все еще колотится в груди, когда я откидываюсь на него, прижимаясь всем телом к его, позволяя его объятиям окутать меня своим теплом и обеспечить чувство безопасности, которого я не испытывала годами. Возможно, никогда.
Скольжу пальцами вверх и вниз по его предплечьям, которые в настоящее время обернуты вокруг моей талии, как спасательный жилет, и провожу взглядом по его татуированной коже.
— Они что-то значат? — спрашиваю я, мой голос хриплый ото сна.
Его дыхание мягкое, и, когда Линкольн говорит, голос грохочет у меня за спиной и вибрирует в моих костях, как будто мы две половинки целого, существующие исключительно в этот момент.