— Что, если этих женщин убирают одну за другой, а общим знаменателем является сама церковь?
Мои брови приподнимаются, тревога стекает по моей спине, как дождь.
— Ты имеешь в виду преступление на почве ненависти? Против… христиан?
— Нет, не это. — Морган вздыхает, ее глаза сверкают, когда она работает над своими мыслями, просеивая и решая, какую информацию передать, а что должно остаться в ее мозгу для дальнейшей проработки. — Сандра упомянула что-то о проповеднике Картрайте, что он не тот, кем люди его считают.
— Сандра много чего говорит.
— У церкви большая история взаимоотношений с юными прихожанами, — говорит она.
— Католицизм...
— Это организованная религия. Люди, занимающие влиятельные посты, манипулируют слабыми и уязвимыми.
Склонив голову набок, я прищуриваюсь на нее, пытаясь заполнить пробелы, но у меня не получается.
— К чему ты клонишь, Стрелок?
Она закатывает глаза к потолку, затем снова опускает их на меня.
— Ты сказал, что Оливер Клепски был связан с церковью, когда был молод, верно?
— Да. — Я киваю. — Как и мы все. На острове больше нечего было делать.
— Ну, а что, если... — Она замолкает, впиваясь зубами в нижнюю губу, и качает головой. — Что, если проповедник Картрайт делал что-то с молодежью в церкви? Что-то… дурное?
Я моргаю, замешательство поднимается в моей груди, заполняя пустоту своими вопросами. Беспокойство пробегает рябью по поверхности моей кожи, воспламеняя поры, когда я вспоминаю время, проведенное в церкви.
Мы пылесосили сцену и складывали брошюры для следующей службы, казалось, что Картрайта тогда почти не было рядом. Мы видели Трейси чаще, чем кого-либо другого, и она всегда быстро оставляла нас заниматься нашими индивидуальными делами, переходя из комнаты в комнату со свежим печеньем и доброй улыбкой.
Такая женщина не выйдет замуж за монстра.
Верно?
Очнувшись от воспоминаний, я качаю головой.
— Нет, быть не может. Я бы знал, если бы Картрайт что-то делал. Я всегда был рядом, черт возьми.
Но даже когда это говорю, я знаю, что это не совсем так.
Всегда была маленькая голубоглазая девочка, нуждавшаяся в моей помощи или компании, и я не мог ей отказать.
Оставляя кого-то вроде Клепски без защиты.
Когда мой желудок яростно переворачивается, я бросаю быстрый взгляд за дверь, мое сердце замирает, когда я ловлю полицейскую форму.
— Ну, — протягиваю я, поднимаясь на ноги и дергая ее за собой. — Почему бы нам не пойти и не спросить?
ГЛАВА 40
Я убеждена, что у меня полностью нарушено кровообращение, и именно поэтому не чувствую своих ног.
Но когда я появилась в доме Портеров, Дейзи остановила меня у двери с ребенком на бедре и в рыжем парике, сказав, что ни при каких обстоятельствах мне не разрешено появляться без костюма.
К счастью для меня, у нее был один для меня.
Я спорила, но она была непреклонна, и, честно говоря, женщины Портер — это сила, с которой нужно считаться, а у меня и без этого достаточно забот.
Мне не терпелось найти офицера Клепски и узнать, что ему известно. Но я могла сказать, что Алекс не хотел, чтобы я была рядом, и, как обычно в этом случае, мы решили разделить обязанности: один из нас останется в участке, а другой отправится сюда.
Неофициальный осмотр.
Клепски был тем, кто возглавлял кампанию по задержанию Дженсена еще на сорок восемь часов — незаконно, я могла бы добавить.
Но его спесь была быстро сбита. Полиция острова Скельм и так уже достаточно усложняет нам с Алексом поддержание нашей репутации, ни за что на свете мы не добавим в список задержание кого-то без уважительной причины.
Так что с завтрашнего утра Пол Дженсен будет свободным человеком.
У меня внутри все сжимается, когда я думаю о людях в городе, которые были близки к бунту, пока мы не арестовали его, и о том, что они сделают, когда поймут, что мы его отпустили.
Я чувствую напряжение в воздухе, как будто энергия города туго накручивается, одна трещина в самообладании, и все вырвется наружу, как лава, сжигая нас всех на своем пути.
Беззаботное подшучивание с Линкольном помогает, но не смывает чувство, которое искрится на моей коже.
— Пойдем спросим его, — говорит Линкольн, хватая меня за руку, и тянет через комнату.
Открываю рот, собираясь спросить его, что он имеет в виду, когда в поле зрения появляется Оливер Клепски, стоящий перед столом с закусками в полной форме, как будто он не пропадал на весь день.
Я окидываю его взглядом, отмечая, что, хотя мужчина находится в комнате, полной людей, он стоит в стороне, совершенно один, его левая рука лежит на кобуре пистолета, как будто он пытается показать свою силу.
Не могу поверить, что мне не пришло в голову допросить его раньше.
Он всегда мешает, с ним чрезвычайно трудно работать, и, похоже, парень на взводе.
Он утверждал, что не смог найти перевод латинской фразы, зная, что Столл поверит ему на слово.
Он постоянно мешает расследованию, выставляя нас с Алексом некомпетентными, хотя на самом деле сам все это время чинил препятствия.
Но что-то шепчет мне в голове, что Клепски недостаточно методичен, чтобы убивать женщин в городе и вырезать на их телах, не попавшись.
Клепски оглядывается, когда мы приближаемся, его спина выпрямляется, пальцы напрягаются на кобуре.
— И кем ты должен быть? — усмехается он Линкольну.
Его ненависть настолько сильна, что отравляет воздух и любого, кто его вдыхает. Линкольн сказал, что они когда-то были друзьями, но, глядя на них сейчас, я не могу себе этого представить.
«Что такого плохого мог сделать Линкольн?»
— Не догадался? — Линкольн ухмыляется. — Я думал, что свиньи должны быть самыми умными в пищевой цепочке.
Клепски скрипит зубами, и я толкаю Линкольна локтем в бок. То, что он такой умник, не поможет ситуации.
— Эй, Оливер, мы можем поговорить секунду? — спрашиваю я, пытаясь придать своему голосу более легкий тон.
Его взгляд устремляется на меня.
— Мы не называем друг друга по имени, детектив. И я занят. — Он хмыкает, прежде чем покачаться на каблуках и посмотреть мимо меня.
Я наклоняю голову, раздражение бурлит в моих венах.
— Забавно, никто не сказал нам, что ты будешь здесь, чтобы присматривать за всем. Мог бы сэкономить себе на поездке.
— Мы не отчитываемся перед вами, — шипит он, его пристальный взгляд скользит по мне, прежде чем вернуться к толпе.
Линкольн издает смешок.
— Ну. — Я поджимаю губы. — Ты вроде как должен.
Клепски усмехается, поворачиваясь ко мне лицом.
— Ты настоящая сука, не так ли?
Тело Линкольна напрягается, и он двигается, прежде чем я успеваю моргнуть, рука Клепски согнута под углом девяноста градусов.
— Следи за своим гребаным ртом, — огрызается он.