Затем дверь спальни распахивается, и воздух наполняется приглушенным проклятием.
Мы отпрыгиваем друг от друга, как два подростка, оказавшиеся на заднем сиденье припаркованной машины. Морган отодвигается от меня, расчесывая пальцами волосы, и я хватаю подушку и кладу ее себе на колени.
Алекс стоит в дверях с бесстрастным выражением лица.
— Боже, как я рад, что это не та комната, в которой я жил.
Прочистив горло, Морган выпрямляется.
— Тебе что-то нужно, Алекс?
Он просто смотрит на меня какое-то мгновение, и я не отвожу взгляд, неуверенный, то ли это какая-то борьба за власть, то ли он отключился. Наконец, его взгляд переходит на Морган, и он кивает, засовывая руки в карманы джинсов.
— Я разговаривал с Картрайтом. Вывел его из себя, но в этой церкви определенно происходит что-то темное. Думаю, нам следует поговорить со Столлом, посмотреть, не было ли у кого-нибудь подобных жалоб, подтверждающих историю Сандры.
— Хорошо, — говорит она, кивая. — Но сначала мне нужно съездить домой.
Итак, эти двое ушли, и я провел вечер, вспоминая все то время, которое я активно избегал Картрайта. Несмотря на то, что я был молод, и он никогда не прикасался ко мне, его окружала странная аура, которая заставляла меня чувствовать себя неловко.
Чувство вины пронзает мои легкие, лишая воздуха, когда я задаюсь вопросом, что он делал с детьми, которые остались в молодежной группе. Что, если в слухах, которые мы слышали тогда о его пристрастии к подросткам, была доля правды?
Закончив принимать душ, я вытираюсь полотенцем и направляюсь в спальню, натягивая джинсы, голубую рубашку и плотное пальто. Мой стационарный телефон разрывается в коридоре, и я закатываю глаза, иду к нему и планирую сбросить вызов.
Имя Гейба мелькает на экране, и я выдыхаю, нажимая кнопку громкой связи.
— Что?
— Боже, кто нассал тебе в хлопья? — Пауза, затем он смеется, звук такой громкий, что на секунду прерывается. — Просто шучу, я знаю, что это божьих рук дело.
Мое терпение быстро иссякает, в висках появляется боль.
— Ты снова звонишь, просто чтобы позлить меня?
— Ты бы предпочел, чтобы я это сделал? — Он хихикает. — Acta non verba11, мой друг. Я человек действия. Не думай, что я этого не сделаю.
Я ничего не говорю, жалея, что не могу дотянуться через этот гребаный телефон и придушить его.
— В любом случае, — говорит он. — Просто подумал, что ты, возможно, захочешь знать, что я видел, как твоя девушка вела Клепски в изолятор. Из участка.
Мои брови взлетают до линии волос.
— Она арестовала его?
— Диспетчер сказал, что есть доказательства, связывающие его с серийными убийствами. — Гейб хмыкает. — Кто бы, блядь, мог подумать?
Сердце колотится у меня в горле, я быстро вешаю трубку, торопливо засовываю ноги в ботинки и бегу к своей машине.
Двадцать три минуты спустя я оказываюсь на лужайке перед зданием суда со своей матерью, сестрой и остальной частью острова Скельм, наблюдая, как полицейская машина останавливается перед зданием.
Флаги снаружи были приспущены с начала октября, и когда Алекс вытаскивает Оливера Клепски с заднего сиденья, они служат идеальным фоном для последующей прогулки позора.
Съемочные группы выстраиваются вдоль тротуара, запечатлевая задержание предполагаемого Жнеца Судьбы со всех возможных ракурсов. Вокруг нас толпа начинает освистывать его, низкий гул почти заглушает раскаты грома на окраинах города.
Мой желудок скручивает, когда Алекс и Морган встают по бокам от Клепски, по одной руке на каждом плече, направляя его ко входу в центр содержания под стражей, минуя двери здания суда.
Пальцы переплетаются с моими, когда я смотрю, мое сердце колотится в груди, и моя мать прижимается ко мне, крепко сжимая.
Дейзи обхватывает мою свободную руку, в то же время глаза Клепски находят мои в толпе; мы стоим сзади, но это, кажется, никоим образом ему не мешает.
Как будто он ожидал, что я буду здесь.
Комок сжимается у меня в горле, его присутствие удушает, когда наши взгляды встречаются; мои мышцы напрягаются, и я прикусываю кончик языка, чтобы не закричать что-нибудь. В любом случае, я не думаю, что он смог бы услышать сквозь шум толпы.
Но что тут вообще можно сказать?
Нет никаких извинений, которые можно было бы принести, никаких магических заклинаний, которые могли бы повернуть время вспять и остановить его от убийства пяти женщин.
«Предположительно», — напоминаю я себе, стряхивая раздражение, сопровождающее это слово. Иначе почему бы они нашли чековую книжку Трейси Картрайт в потайном отделении его стола? Или фамильное изумрудное ожерелье Альты Мэй в багажнике его машины?
Не уверен, чего я ожидаю, когда наши взгляды встречаются. Может быть, раскаяния. Намек на признание. Какой-то признак того, что мальчик, которого я когда-то знал, все еще существует внутри него, погребенный под горой гнева и негодования.
Но ничего не вижу.
Его темные глаза смотрят почти сквозь меня, как будто я невидимка и не имею никакого отношения к его судьбе. Дрожь пробегает по моей спине, как горячий шепот, ласкающий мою кожу, и я удерживаю его взгляд до последней возможной секунды, ожидая, когда пробьются эмоции.
Рядом со мной всхлипывает моя мама, и я вырываю свою руку из ее, обнимаю ее за плечи и прижимаюсь ртом к ее макушке.
Дейзи тоже подходит, Чарли прижат к ее бедру, обнимает ее, так что мы все сплетаемся вместе.
Взгляд Клепски в последнюю секунду становится жестким, а затем детективы толкают его через дверь центра временного содержания, эффективно отсекая любые затянувшиеся мысли или чувства, которые я испытываю к нему.
И единственное, что оживает во мне, когда металлическая дверь с грохотом захлопывается за ним — это глухая грусть по всем жизням, разрушенным руками Жнеца Судьбы.
Даже его собственной.
Позже мы смотрим пресс-конференцию Девятого канала, и я стараюсь не пускать слюни от того, как чертовски хорошо выглядит моя девочка, рассказывая о расследовании и о том, что в конечном итоге привело их к аресту Клепски.
Мама пригласила Изу, Дейзи, Гейба и Джордана в мою хижину и помогала мне организовать специальный романтический ужин для Морган, чтобы отпраздновать.
Ее глаза прикованы к телевизору, пока она помешивает свой особый соус «Альфредо», в то время как Иза и Джордан сидят за обеденным столом и играют в шашки, а Гейб держит Дейзи у себя на коленях, его рука высоко на ее бедре, когда он щурится на экран.
— Детектив Слоан, вы можете с уверенностью сказать, что Оливер Клепски работал в одиночку, причиняя вред этим женщинам? — спрашивает репортер, держа карандаш наготове, чтобы делать заметки.
Морган держит спину прямо, просто кивая, когда говорит.
— Хотя дело все еще находится на рассмотрении более научных аспектов, таких как судебная экспертиза и совпадения ДНК, мы уверены в решении, которое приняли сегодня. Полицейское управление Портленда не так просто производит аресты, и все улики и обстоятельства, обнаруженные до сих пор, указывают на единственного преступника.
— Каково было значение латыни? — спрашивает кто-то еще.
— Многие серийные убийцы оставляют частички себя на своих жертвах, если не собирают трофеи. Способ выявить их преступления или придать им особую известность в случае, если их деяния когда-либо будут обнародованы.
— Как вы предлагаете жителям острова Скельм отойти от этих событий? Если мы не можем доверять полиции, — говорит женщина-репортер в ярко-красном брючном костюме, обращаясь к своему диктофону, — то кому мы можем доверять?
Наступает короткая пауза, когда Морган поджимает губы, обдумывая свой ответ. Она слегка улыбается репортеру, вздергивая подбородок, когда обретает дар речи.
— Я полагаю, что это обоснованный вопрос, особенно учитывая, что у широкой общественности и так очень напряженные отношения с правоохранительными органами. Даже когда они делают все, что должны.
Морган делает вдох, тянется за чашкой воды на подиуме перед ней, медленно отпивая. Поставив чашку обратно, она выдыхает, ее взгляд перемещается, чтобы посмотреть прямо в камеру.
На меня.
Когда она снова смотрит на репортера, ее взгляд мягок. Электрический синий цвет глаз почти угас, как будто энергия была укрощена теперь, когда она раскрыла свое дело.
— Многие люди будут активно вставать на пути, потому что хотят признания. Они хотят, чтобы их разоблачили до того, как их вина уничтожит их. Мы пока не можем сказать наверняка, так ли это в случае с Клепски, но пока, я думаю, это мой ответ.
Она вздыхает, вцепившись в подиум обеими руками.
— Вы не можете доверять всем. Но… один очень мудрый человек однажды сказал мне: человек расскажет вам все, что вам нужно знать. Просто нужно дать им возможность высказаться.
Мое сердце замирает, и я чувствую на себе пять пар глаз. Я ерзаю, отворачиваюсь, чтобы процедить пасту, и моя мама бедром толкает меня, тихо посмеиваясь.
— Это ужасно похоже на то, что говорил твой отец, — говорит она мне тихим голосом.
Я закатываю глаза, сосредотачиваясь на задаче, стоящей передо мной, пока Морган извиняется, а Алекс отвечает на вопросы.
Вывалив нарезанную брокколи на сковороду с кусочком масла, я включаю огонь и начинаю их обжаривать, работая в тишине, пока моя мама добавляет больше пармезана в свой соус.
— Итак, детектив Слоан... — начинаю я, не зная, как она отреагирует на эту тему.
Она убирает с лица вьющиеся, непослушные волосы и кивает.
— Это маленькая Морган Дженсен? Я знаю, дорогой. Я была на вечеринке в честь Хэллоуина.
По какой-то причине мои пальцы дрожат, когда я продолжаю готовить, страх опаляет мои нервы.
Ее руки замирают на полпути, черный перец падает из шейкера, который она держит. Когда она смотрит на меня, ее глаза сияют.
— Ты нашел ее.
Я сглатываю, кивая, мама бросает перец на стойку и бросается в мои объятия, чуть не сбив при этом сковородку с плиты. Ее визг пронзает мои барабанные перепонки, и она трясет меня, как закупоренную бутылку кетчупа, ее волнение захлестывает меня.
— Знаешь, я все время тебе верила.
Дейзи фыркает с того места, где сидит на диване, очевидно, подслушивая.
— Нет, не верила.
Но мне все равно, верила она или нет — мне все равно, верил ли вообще кто-нибудь.
Это не имеет значения.
Правда не меняется только потому, что люди предпочитают ее отрицать.
Проходит час, и пресс-конференция продолжается, но я выгоняю всех, зная, что Морган скоро будет здесь на ночь, которую я ей обещал.
Впервые с тех пор как мы встретились, мы будем наслаждаться обществом друг друга без давления со стороны, и мой член рвется погрузиться в нее как можно скорее.
Я бросаюсь к входной двери, когда раздается стук, стремясь начать вечер, но моя грудь сдувается, когда я сталкиваюсь лицом к лицу с Гейбом.
Только что начался дождь, так что капли падают ему на плечи, и он поднимает руку, стряхивая воду со своих песочно-светлых волос.
— Слишком рано, — говорю я, рука уже снова закрывает дверь, но затем он вытаскивает руку из-за спины и достает маленькую металлическую коробочку. Я сглатываю, приподнимая бровь. — Что это?
— Конфисковал с заднего сиденья машины Клепски, — говорит Гейб, пожимая плечами. — Там они нашли ожерелье Альты Мэй, и... — Он открывает крышку, открывая коробку ровно настолько, чтобы я мог рассмотреть содержимое. — И некоторые из твоих рисунков. Я узнал их, и добыл из улик для тебя.
Взяв коробку, я засовываю руку внутрь, перебирая содержимое. Мое сердце бешено колотится, в животе возникает неприятное чувство, которое пытается затянуть меня под свою поверхность.
— Это не мой сейф, — говорю я, печаль застревает у меня в горле. — И это не все мои фотографии.
Гейб хмурится, нахмурив брови.
— Черт. Мне очень жаль, чувак. Он, должно быть, уничтожил их.
Я киваю, странное чувство прорастает во мне, окружая мое сердце, как забор из колючей проволоки.
Фары вспыхивают, когда машина Моргана подъезжает к моему дому, и дождь начинает лить сильнее, подражая моему быстро портящемуся настроению.
— Я должен отвести Дейзи обратно к няне, — говорит Гейб, делая шаг назад и натягивая воротник куртки на шею. — Я займусь этим для тебя, хорошо? Посмотрим, смогу ли я найти остальное.
Снова кивнув, я возвращаюсь в дверной проем, ставя коробку на полку в коридоре.
Нацепив на лицо улыбку, я скрещиваю руки на груди и прислоняюсь к стене, стараясь не придавать большого значения мысли о том, что я навсегда потерял часть своего детства.