— Говорят убитый был из знатный семьи, при нем даже была подвеска с гербом. А еще говорят, что Чунзы ее узнал. Опасно, если такие сведения дойдут до линши.
— Глупости! Чунзы ничего не смыслит в таких вещах. То, что он служил в доме богатого господина, не значит, что его обучили распознавать гербы. — Бию внезапно замолчала, скрестив руки на груди. — Ты ведь видела этот герб? Поэтому искала Чунзы?
Мэйлинь коротко кивнула, изображая любопытство, которым страдали все служанки при любом дворе.
— Что ж, тогда я подскажу тебе кто может точно знать, что это за герб. — Бию взяла руки Мэйлинь в свои и сжала их. — Мы ведь под одной крышей, а я до сих пор чувствую вину за то, что с тобой случилось, хоть я и подумать о таком не могла, когда просила тебя о помощи. Поэтому, раз тебе так интересно, я подскажу, к кому обратиться, тогда мы будем в расчете и ты больше не станешь таить на меня зла. — Она дождалась, когда Мэйлинь кивнет и продолжила: — Есть в городе один чудак — старик, который продает книги в переулке знаний. Он когда-то работал при дворе самого императора, но вроде как по старости лет с ним расплатились и попросили вон со службы. Он точно знает все о гербах и других регалиях богачей. Обратись к нему, скажи, что тебя прислала я. Дедуля он добрый, хоть и чудаковатый, так что принеси ему корзину с продуктами и он не попросит за свои знания и медяка. На его лавке нарисованы два аиста, что пытаются разделить лягушку, так что ты не спутаешь ее с другими. А теперь мне пора, моя работа слишком важна, чтобы я могла так долго прохлаждаться, как ты. И помни, теперь мы в расчете, так что не смей виться вокруг моего Чунзы!
Глава шестая
Прожив пять лет в Вите, Мэйлинь не переставала удивляться обилию товаров на рынке. Казалось, люди, жившие в Синторе, никогда не знали и не познают, что такое настоящий голод. Одни прилавки ломились от толстой, сверкающей чешуей речной рыбы, на других толкались боками пшеничные батоны, красовались лепешки и пироги, рис лился рекой из рук в руки, а овощей и фруктов было так много, что от их красок рябило в глазах. Такое изобилие должно было накормить тысячи тысяч животов и ни один синторец не должен был бы знать, как больно может скручивать внутренности от недоедания. Но стоило свернуть с рыночной площади, заглянуть в закоулки бедных районов, как эта мысль моментально становилась заблуждением.
В подворотнях, куда редко заглядывала городская стража, сидели нищие с грязными, пожелтевшими от солнца лицами. Они вытягивали тощие ноги в драной обуви и неприятно улыбались, выставляя напоказ почерневшие и редкие зубы, забредшим сюда горожанам.
А если оторвать взгляд от красочных лавок, вывесок и товаров, то в толпе можно увидеть простых работяг: они до седьмого пота таскали рикши, их взмокшие раскрасневшиеся лица ярким пятном выделялись среди прочих людей. Мужчины, груженые тюками словно мулы, проталкивались в толпе. Мешки их были так огромны, что закрывали лица и видно было лишь раздувшиеся от напряжения мышцы на руках. А заглянув в дешевые едальни, можно услышать, что простых людей волнуют только цены, еда и жестокие боги. Никто здесь не восхвалял величие Синторы, не восхищался разнообразием продовольствия и не интересовался, какой наряд из шелка пошить к лету. И Мэйлинь успокаивалась, наблюдая за жизнью людей похожих на нее, потому что она так и не перестала ощущать себя, в этой огромной столице, прожорливой и никчемной саранчой на полях богача.
Мэйлинь свернула на другую улицу — улицу Ученых. Ей никогда не приходилось сюда заходить. Тут стояли лавки, полные книг и письменных принадлежностей. В воздухе витал запах бумаги и чернил, а вся улица была заполонена молодыми людьми: студентами, учителями или теми, кто только готовился к экзаменам.
Суи бы тут понравилось. Впрочем, подруга точно сюда заглядывала, ведь где еще она брала свои любовные романы? Они обе умели читать, не бегло, не всегда понимая смысла и не зная достаточно иероглифов, чтобы постичь что-то сложнее листовок на городских площадях и любовных романов, которые специально писали упрощенными знаками. Те же книги, что создавали специально для богатых девушек, знающих грамоту в совершенстве, были тайной мечтой Суи. Ей приходилось тратить деньги на то, чтобы ходить к читальщицам — образованным девушкам, читающим другим эти романы. Мэйлинь и сама так поступала несколько раз, но, когда об этом узнала ее мать, выпорола дочь тонким прутом, гневаясь, что она слушает такие развратные вещи и тратит на них деньги семьи. С тех пор единственным источником новых историй для нее стала Суи. Благодаря ей она лучше поняла природу мужчин и особенности жителей Синторы.