— Случиться может что угодно, но я буду здесь. Когда зайдешь, не уходи далеко от двери, чуть что — выбегай или кричи. Ты поняла?
Мэйлинь испугалась, и по ее телу пробежал озноб, но она кивнула. Лиджу заметил это и обхватил ее руками за плечи, сжав пальцы так, что Мэйлинь стало больно.
— Если не хочешь… — в глазах Лиджу мелькнуло волнение, но тут же исчезло. — Не важно. Кричи или выбегай, — медленно повторил он.
Глава шестнадцатая
Ну почему это происходит именно с ней? Как ее угораздило в такое влипнуть? Может, стоило рассказать обо всем тетушке Ицин? Она такая умная женщина и сэянка, вдруг подсказала бы что делать. Может, у нее есть связи в Ведомстве, и Мэйлинь не пришлось бы самостоятельно во всем разбираться.
Она стояла и смотрела на двери комнаты, за которыми был Чунзы. Потом взглянула на Лиджу. Он оперся спиной о стену, их взгляды встретились и линши коротко кивнул.
«Мэйлинь соберись», — мысленно сказала она себе. — Ты справлялась с холодными и сильными течениями, темной глубиной и высокими волнами, и сейчас справишься'.
Она отодвинула в сторону дверь и проскользнула внутрь комнаты.
Запах вина смешался с духами певички, которая обнимала Чунзы. Он лежал на подушках, похотливо поглаживая девушку по бедру. Мэйлинь и в самом деле ни разу не видела этого человека в стенах гостиницы, значит, тетушка Фуян была права, он не утомлял себя работой. Его халат пестрел разноцветной вышивкой, как одежды богатых молодых людей, но от взгляда Мэйлинь не ускользнуло, что богатство это напускное. Ткань явно была сшита не из цельного материала, а из лоскутов. Швы прятались за узорами и поясом, который упирался в складки живота.
Чунзы был не старше Лиджу, но уже обзавелся животом, а праздная жизнь сделала его черты лица неприятными. Он походил на избалованного ребенка, а еще напоминал Мэйлинь ее брата. Тот так же проводил время в подобных заведениях, тратя деньги семьи, которые зарабатывал отец и Мэйлинь. После такого сравнения Чунзы стал вдвойне отвратительнее.
— Что это такое? — Чунзы засмеялся, указав пальцем на Мэйлинь. — Почему она так убого одета и не накрашена? Это какая-то игра?
Он спрашивал у певички, будто сама Мэйлинь была неодушевленным предметом. И прежде находились мужчины, которые обращались к ней так, так что слова Чунзы ее не задели.
— Я не работаю здесь, — ответила Мэйлинь. — Я пришла из гостиницы тетушки Ицин.
Лицо Чунзы недовольно скривилось. Улыбка исчезла, как и интерес к ней. Он отвернулся и вновь принялся обнимать певичку.
— Господин Чунзы, — снова обратилась к нему Мэйлинь.
— Мне неинтересно, зачем тебя прислала эта старая кочерга, — он перебил ее, бросив злой взгляд, — проваливай.
— Я пришла не от тетушки Ицин, — Мэйлинь не понравилось, как он назвал хозяйку. Как можно быть таким неблагодарным скотом? Тетушка дала ему работу, он пьет и ест за ее деньги, она даже не выгнала его, как шелудивого пса, несмотря не то, что он совсем не работает. — Бию сказала мне, где вас найти.
Чунзы надул щеки и тяжело выдохнул. Выглядело это так словно он утомился от тяжелого труда или только что выплыл на поверхность. Он походил на поплавок, с его толстыми пальцами, выпирающим животом и раздутым лицом.
— Как же меня утомляют женщины, — раздраженно сказал Чунзы. — Эта ненормальная возомнила себя моей женой? Чего она вдруг вздумала посылать за мной своих подруг-ободранок? Уходи и скажи ей, что сегодня мне необходимо общество прекрасных и роскошных женщин, а если ей так не терпится, то пусть найдет другого мужика, кто будет пыхтеть над ее костлявым телом.
Щеки Мэйлинь вспыхнули от таких слов, и Чунзы залился неприятным смехом. Он обхватил рукой певичку и впился в ее губы, в подтверждении сказанных слов. Красная ткань халата съехала с плеча проститутки, обнажая бледную кожу и упругую грудь. Она скосила на Мэйлинь взгляд, ожидая что та станет еще краснее от стыда и выбежит прочь из комнаты, но ошиблась. Мэйлинь уже доводилась видеть обнаженные женские тела. Она была не единственной ныряльщицей в своей деревушке. Другие женщины, девушки и девочки тоже ходили в море за этим промыслом. На берегу, в укромном месте находилась хижина, где они переодевались. А старухи сидели у входа, поторапливали ныряльщиц и следили, чтобы никому из мужчин не взбрело в голову подглядывать.
Мэйлинь всегда казалось странным, что она видела обнаженными тех, чьего имени даже не знала, но в спешке не было времени на разговоры и знакомства. Такая работа считалось унизительной для семей, и все пытались не замечать друг друга.