Мэйлинь быстро окинула взглядом помещение. Внутри находились только два молодых человека, что сонно блуждали между рядов полок, уставленных разными снадобьями. Разгаром торговли такое назвать было трудно.
— Это важно! Пожалуйста! Она может умереть!
— Кто «она»? А впрочем, неважно, — мужчина отмахнулся. — Я не могу сейчас никуда пойти.
— Я заплачу! Я оплачу рикшу и ваши услуги, ваши лекарства и… — Мэйлинь растерялась. — И что там еще надо оплачивать?
— А у тебя точно есть деньги? — Знахарь недоверчиво посмотрел на нее.
— Вот, — Мэйлинь сунула ему в руку несколько монет, тот посмотрел на потертые медяки и усмехнулся.
— Этого мало, извини, — он покачал головой.
— Это только на рикшу, за остальным я сейчас сбегаю домой и принесу вам. Пожалуйста, поторопитесь!
Знахарь продолжал стоять в раздумьях.
— Вы же знаете кто я, где работаю и где живу, неужели вы думаете, что я вас обману?
— Вот именно, я знаю, кто ты и где живешь. Извини, но твой дом говорит о том, что денег у тебя нет.
Мэйлинь разозлилась. Они же оба сэянцы, как можно сейчас отказывать ей в помощи? Как можно быть таким злобным стариком!
— Да, — не растерялась Мэйлинь. — И вас тоже все вокруг знают, поэтому вы должны помочь, иначе другие сэянцы отвернутся от вас.
Она надеялась, что никто не распустил грязных слухов о ней, иначе бы ни один сэнцец не заступился за Мэйлинь, а этот знахарь мог бы спокойно отказать, не боясь порицания окружающих.
Мужчина кивнул, попросил посетителей выйти из его лавки и поймал рикшу.
— Сразу идите на кухню! Зовите тетушку Фуян. Я скоро вернусь! — Крикнула ему Мэйлинь и со всех ног помчалась домой.
Несколько лет назад она начала откладывать с каждой оплаты за труд по паре монет. Это было неправильно по отношению к семье, но тетушка Ицин сказала, что у каждой женщины должны быть спрятаны деньги, на всякий случай. Сначала она не понимала зачем это нужно, но чем старше становилась и дольше жила в Вите стала осознавать, что даже здесь жизнь женщин не была сказкой. Больше свобод не избавляли их от ответственности перед родной семьей и семьей мужа. Несправедливость и беды могли настигнуть их в любой момент, а деньги спасали от многого. Хозяйка рассказала ей не только о проблемах с внебрачными детьми, изгнанием из семьи, болезнях и бюрократической системе, а еще о том, как политические распри способны сталкивать лбами людей, даже если те одной веры и происхождения. Тетушка Ицин, как и многие сеянцы, бежала из родной провинции по морю. Мэйлинь и сама помнила такое путешествие. Их довезли на лодке до корабля, где она ютилась несколько дней в грязном трюме, слушая, как рыдают дети и как тошнит взрослых, стараясь не умереть от отвратительных запахов испражнений. Их провозили незаконно и занимались этим сами сеянцы, только вот соотечественников не волновало выживут ли беглецы или нет. Плата бралась в начале пути, поэтому перевозчиков не заботило, что там происходит с людьми в трюмах. Мертвецов выбрасывали за борт, что было для сэянцев настоящим ужасом. Они считали, что вода забирала души неупокоенных, и те становились морскими призраками, которые топили лодки рыбаков и утаскивали за ноги ныряльщиц. Те самые опасные подводные течения, которые могли вмиг уволочь на глубину были ни кем иным, как озлобленными голодными душами не похороненных людей. Поэтому перед тем, как нырять, сэянцы бросали в воду подношения, надеясь, что призраки насытятся и не станут губить ныряльщиков. К сожалению, духи были слишком злобными созданиями, и даже такой способ не всегда утолял их неутихающий голод. Но на корабле выбора не было, иначе от трупов распространилась бы зараза.
Мэйлинь после пережитого в трюме, долго видела сны о том, как по остекленевшим глазам умершего ползала муха, пока его труп наконец не выбросили с судна.
Корабль приплывал в Тивию — соседнюю с Синторой провинцию. Там разгружали груз, но беглецам запрещалось покидать трюм. Тех, кто собирался остановиться в этом городе, высаживали в лагуне, где была стоянка для всех судов. Остальных, кто намеревался продолжить путь до Синторы, оставляли дожидаться караванов торговцев, которые тайными тропами проводили людей через границу.
Родители Мэйлинь не хотели начинать новую жизнь в Тивии. Она славилась по всем семи областям своей распущенностью и вольностью взглядов. Это было пристанище для художников, актеров, танцоров и прочих людей, кто любил праздный образ жизни. Именно здесь впервые появился тин и именно отсюда он расползся по всем остальным провинциям. Именно тут было больше всего борделей, театров, игорных домов и площадей, где продавали рабов. Родители Мэйлинь считали эту землю грязной и проклятой, поэтому предпочли перебраться в Синтору.