Лиджу вздохнул, теряя терпение от загадочности.
— Назови имя. Ты меня знаешь, этого человека просто больше не станет.
— Да, я знаю тебя. Знаю, какой ты друг и какой человек, поэтому и не сказал тебе ничего, когда увидел шанс убежать. Это лучший вариант. И я знал, что ты не позволишь мне это сделать. Мне очень жаль, но я не вернусь в дворец. Ты не можешь не исполнить приказ принца, но я не могу больше там находиться. Даже сейчас он ставит нас перед таким тяжелым выбором, но на этот раз я не уступлю его желаниям.
— Дело в принце? — искренне поразился Лиджу.
— Да, в нем. Именно из-за него я не хочу возвращаться во дворец. Я больше не в силах находиться рядом с этим человеком, власть изменила его. И ты не сможешь меня заставить вернуться. Прости. Но если ты будешь настаивать, у меня не будет другого выхода, как самому решить за нас, как поступить. — Он подошел к постели и достал из-под подушки нож. — Если ты думаешь, что я не способен на подобное, то знай, что того мужчину в комнате гостиницы я убил собственными руками.
Мэйлинь поняла по лицу Лиджу, что Сианг никогда не совершал подобного. Насколько же сильно его желание покинуть дворец? Точнее, насколько отчаянно он хочет избавиться от общества принца? Что за ужасный человек рано или поздно взойдет на трон, раз лучший друг так жаждет его покинуть?
— Что он сделал? Ведь вы всегда были так близки?
Сианг сморщился, словно от боли, но промолчал. Мэйлинь стало его жалко. Он, как и она, был лишь жертвой чьей-то игры. Сначала принц пожелал, чтобы Сианг рассказывал ему про ныряльщиков и жемчуг, потом решил за него, что тому следует остаться рядом с ним, а потом сделал его евнухом! Правители у этой провинции ничем не отличались от правителей других мест, думают только о собственных желаниях!
— Мы были близки, потому что он так хотел. Но я действительно полюбил его, как может полюбить один человек другого за схожесть душ и мыслей. Но, как я уже говорил, власть, данная ему небесами, медленно меняла его. Он вправе считать, что все вокруг должны подчиняться его воле, но мыслить, что все, созданное богами, принадлежит ему… — Сианг покачал головой. — У него есть власть над земными благами, но не может быть власти над чувствами людей.
Лиджу нахмурился. Он, как и Мэйлинь, кажется, не до конца понимал, какая кошка пробежала между принцем и Сиангом, но в глазах юноши читалась решимость совершить задуманное, и Мэйлинь испугалась за него. Что, если Лиджу так предан принцу, что не нарушит его приказ?
— Мне кажется, — внезапно для самой себя подала голос Мэйлинь, — нельзя насильно привязать к себе человека! Если принцу нужны преданные люди, а не рабы, то он должен его отпустить. Неужели ты не видишь, что бессмысленно его заставлять? Оставь его, Лиджу, ты же можешь просто обмануть принца и сказать, что не нашел Сианга?
— Вы настолько близки? — Сианг улыбнулся. — Она назвала тебя по имени. Кажется, я многое упустил, мой друг?
Мэйлинь залилась краской, Лиджу сам разрешил ей называть его так, и ничего такого не было, что мог бы пропустить его друг. Ей бы хотелось услышать, что на это ответит сам Лиджу, но тот промолчал. Все его тело было напряжено, будто готовилось принять удар или нанести его. Он неотрывно смотрел на нож в руке Сианга, и Мэйлинь подумала, что линши просчитывает, успеет ли он выхватить оружие из руки друга. Это может оказаться возможным, если линши будет достаточно быстрым, но ведь есть риск, что не успеет.
— Ты должен вернуться, — повторил Лиджу.
— Нет, ты не понимаешь. Он хочет, чтобы ему принадлежало все: мое внимание, мое сердце, разум, мысли, душа, тело. Я устал от этого.
— Сианг, когда ты решил остаться рядом с принцем, ты понимал, что все во дворце существуют для того, чтобы императорская семья ни в чем не нуждалась.
— Ты говоришь, как раболепный жрец, что в угоду императору готов оболгать собственного бога. Ты ничего не знаешь, Лиджу. Ты хороший человек, отличный друг… Но ты безнадежно слеп, когда дело касается людских чувств.
— Хорошо, просвети меня, — Лиджу взмахнул рукой. Мэйлинь заметила, что этот его жест был непривычно резок.
— Принц заигрался во власть. Он просто перестал видеть перед собой живого человека. Я стал его вещью.
— Я уже это слышал, — раздраженно перебил Лиджу.
— Клятвы, долг, обязанности, инструкции и правила. Я прекрасно все понимаю, Лиджу. Но он даже не отпустил меня проститься с умирающим отцом! — Лиджу почему-то скривился от этих слов. — Он сделал меня игрушкой, которую дети кладут в изголовье кровати на ночь, а днем не выпускают из рук. У меня не могло быть других друзей, кроме него, я не мог интересовать ничем, кроме него, кажется, я даже дышать уже не мог без его позволения!