Лиджу хмыкнул.
— Я был ребенком, Лиджу, что ты от меня хочешь? Для меня весь мир был только черно-белым.
— Но кажется, у вас все наладилось. — Мэйлинь вспомнила, как тепло они обнялись при встрече.
— Да, повзрослели, поумнели. По крайней мере, я. — отозвался Сианг. — Но тогда, признаюсь, я готов был даже выкинуть Лиджу за борт корабля, если бы нас выпустили из трюма.
Мэйлинь вдруг поняла, что не представляет Лиджу в таком месте. Он всегда держал спину прямо, шагал уверенно и даже горделиво, разговаривал на чистом синторском и бросал презрительные взгляды на сэянских торговцев.
— В Синторе мы год прожили, как крысы. Отец так и не смог найти никакой нормальной работы, перебиваясь от заработка к заработку. Он начал пить, поднимать руку, в общем, скатился до состояния животного. Я же старался хоть как-то выбраться из бедственного положения: потрошил рыбу на рынке, убирал улицы… А Лиджу — кто бы знал, как он меня тогда раздражал! С самого первого дня привязался ко мне, как крючок к леске. Я так злился, что постоянно кричал на него и говорил, чтобы он не открывал своего рта и не трепал, что мы братья, называл подкидышем, запугивал тем, что отец его привел только для того, чтобы принести в жертву духам моря. Я не считал его братом. Прости. — Он извиняюще посмотрел на Лиджу.
— Мы были детьми, — сухо отозвался линши.
— Мы оба не хотели закончить, как наш отец. Мы учили синторский, пытались подражать местным жителям во всем, вплоть до походки и выражения лица. Точнее, я пытался, а Лиджу повторял за мной. Казалось, что если мы станем на них похожи, то и наша жизнь тоже изменится. Однажды к нам на рынке подошел старик.
— Ты ныряльщик? — Старик встал у прилавка, за которым я потрошил рыбу.
Он выглядел не лучше бродяги: потрепанная одежда, грязное морщинистое лицо, скрюченные пальцы и несколько недостающих зубов. Привычная картина. Я решил, что он пришел попрошайничать.
— Иди отсюда, эти потроха мне нужны самому, так что я ничего тебе не дам.
— Так ты ныряльщик? — повторил свой вопрос старик.
— Когда-то был, — я буркнул, откидывая в сторону рыбьи кишки и стараясь попасть ими в Лиджу, который выбирал из кучи отходов то, что можно пустить потом на жареху.
— Денег заработать хочешь? — старик увидел за моей спиной брата и добавил: — Один.
— Я себя не продаю. — Я воткнул нож для разделки в стол и злобно на него уставился.
— Мне нужен ныряльщик, чтобы пойти во дворец.
— Я похож на дурака?
— Заплачу двадцать медяков.
Я хмыкнул и снова посмотрел на Лиджу. В моей голове пронеслась ужасная мысль — продать собственного брата. Я даже начал прикидывать, сколько смогу выторговать за эту сделку. Детей скупали на рынке, как любой другой товар. Много для каких нужд, но вряд ли для сытой и приятной жизни.
Старик, видя мою усмешку, достал из кармана серый потертый мешок, вынул оттуда обещанные медяки. вообще-то не сомневался, что даже у такого оборванца найдутся денежки — скупкой детей кто только не занимался.
— Почему именно ныряльщик? — неуверенно спросил я. — А кто-нибудь другой не подойдет?
Я покосился на Лиджу, но, услышав собственный вопрос, испугался такого дурного намерения.
— Пошел отсюда. — Я махнул на старика рукой. — Нахрен тебя и твой дворец.
— Тебе надо сделать всего две вещи, — не унимался старый пройдоха, — притвориться моим внуком и рассказать, как ты добывал жемчуг.
— Я его не добывал, — засмеялся я, — ты вообще сэянец? Как ты думаешь, как часто можно найти жемчуг на дне? Он, по-твоему, там по всему побережью валяется что ли? Я в глаза жемчуга не видел. Да и почему за такой пустяк ты платишь аж двадцать монет?
— Благородная дама хочет послушать именно такой рассказ. — Он показал свои дырявые зубы. — Придешь, расскажешь и получишь деньги. Если не веришь, то вон стоит стража, ждет. Видишь эмблемы на форме тех людей? Это дворцовая стража, им ни к чему воровать детей. Если им понадобятся малолетние ушлепки, то и суток не пройдет, как у дверей дворца выстроиться очередь родителей, готовых их продать.
Старик был прав, но я все равно боялся. Моим решением двигали лишь голод и любопытство. А еще я был самоуверенным, как многие дети, и считал, что если уж что случится, то меня всегда спасут ноги. Ныряльщики хорошо бегают. Я оставил Лиджу, приказав тому продолжать потрошить рыбу, пока не вернусь. Если с ним что-то случится, пока меня не будет, то я был бы только рад. Так мне тогда казалось.
— Возьми меня с собой, — начал выпрашивать Лиджу. — Я буду молчать.